Скверна. Сергей Малицкий
но…
– И давно? – прошептала Кама.
– Давно, – кивнула Эсокса. – Но сегодня он не должен был беспокоить меня. Наверное, кто-то из стражей ворот донес, что я прибыла.
– И ты… – Кама не знала, что ей сказать.
– Я могла бы только убить его, – прошептала, поднимаясь, Эсокса. – Но убить его я не могу. И тебе не дам этого сделать. Собирайся. И вот еще, на всякий случай. Если все-таки доберешься до Баба, найди там не только своего дядюшку, но и старика Хаустуса. Они дружны, кстати. Он тебе поможет. Или советом, или еще чем. Скажи ему обо мне, и добавь еще вот что – скажи, что оберегать тебя попросил сам Бенефециум.
– Кто это и что это значит? – не поняла Кама.
– Хаустус знает, – только и сказала Эсокса.
Через несколько минут Кама, уже одетая и собранная, села на одну из поданных ей и Глебе лошадей. Вспомнив о важном, она сняла с пояса кошель.
– Вот, тут пять золотых.
– Оставь себе, – впервые за весь вечер, уже ставший ночью, улыбнулась Эсокса. Конечно, если ее улыбка не пригрезилась Каме в трепещущем свете лампы. – То, что я делаю для тебя, стоит столько, сколько монет у тебя не будет никогда, даже если все монеты мира будут твоими.
– Хорошие слова, – прошептала Кама.
– Дерьмовые, – не согласилась Эсокса. – Болтовня не самая сильная моя сторона. В дорогу!
Глава 2
Моллис
Корабль назывался «Белый» по цвету палубы и бортов, а управлял кораблем черный человек по имени Моллис. Так считалось, на самом деле Моллис управлял моряками, большею частью такими же черными, как он сам, а с кораблем разбирался мальчишка лет двенадцати – ханей по имени Шупа, зеленоглазый, смуглый, со впалыми щеками, взрослыми складками у рта, копной выгоревших до белизны волос, гибкий и широкоплечий. Кажется, только он знал, как назывались многочисленные паруса корабля, какие канаты, которые оплетали судно словно сеть, куда вели и как нужно с ними обходиться, чтобы судно двигалось именно в ту сторону, в которую вздумалось двигаться его капитану. За Шупой, словно тень, следовал уже знакомый Игнису здоровяк Шиару, пресекая ропот моряков, которым приходилось теперь не сидеть на веслах, а тянуть за веревки и даже порой карабкаться по плетеным лестницам. Впрочем, два десятка тяжелых весел на корабле тоже имелись, но за те две недели, что Игнис пролежал под навесом на палубе, приходя в себя после многодневного рабского существования, они не пригодились ни разу. Хотя капитан Моллис с самого первого дня пообещал лаписскому принцу, что покорячиться с веслом ему необходимо. И то ведь чуть живого, бесчувственного приволокли с невольничьего рынка, думали, что так и придется за борт сбрасывать, не выживет, а он не только открыл глаза, но и в ответ на невинную шутку едва не свернул шею самому капитану! Тогда Игнис и получил от Моллиса оплеуху и теперь залечивал под навесом не только шрамы на спине, бедрах и плечах, но и синяк в половину лица. Точно такой же кровоподтек имелся и у Моллиса, охватывая левое плечо до левого уха, но цветом он на темной коже не выделялся и давал о себе знать лишь припухлостью и перекошенной