Скверна. Сергей Малицкий
перешел на шаг.
«Вентский увалень из глухой деревни», – определил Вермис и подбросил на ладони амулет:
– Вот и посмотрим!
Фламма, на которую молились раненые и недужные на лекарском стойбище и которую ласково окликали Аксиллой, возилась с ногой молодого свея. Рана давно бы зажила, но юнец все никак не мог дождаться, когда сможет прыгать не на одной, а на двух, и то и дело срывал повязки раньше времени, упрашивая Аксиллу не тратить на него снадобий, а применить наговор; не может быть, чтобы она не заколдовывала раны, таких вытаскивала из-за смертного полога, что с этим нагноением, как с занозой, должна справиться. Фламма шипела в ответ свейские ругательства, заматывала с нужной травкой ногу и косилась на полог; в шатре было жарко, пахло гноем, а помощница ее подвязала полог плохо – привязь ослабла и ткань перегородила спасительный сквозняк. Ну, точно, постанывает за подрагивающей перегородкой со стражником; кому и насилие в радость или и не насилие уже? За месяцы вроде как и сроднились с разбойниками?
Затянула последний узел, потрепала свея по белобрысой шевелюре, скорчила еще сильнее и так уже перекосившую лицо гримасу, подхватила тяжелый камень и захромала наружу. Столкнулась с Алиусом и тут же осветилась улыбкой и о гримасе забыла. И он в ответ не сдержался от улыбки, хотя и тревога плескалась в глазах. Только бросил быстрый взгляд в шатровый сумрак, мало что разглядел, но блеск глаз молодого хромоногого заметил.
– Ну что там еще? – вернула на всякий случай на лицо гримасу Фламма, присела на деревянный чурбан, поставила ногу на прикованный к цепи камень.
– Уходим, – прошелестел Алиус, – сегодня же.
Вздохнула, но кивнула, словно и не собиралась спорить.
– Что это? – не понял лаэт. – А поспорить со мной? А еще два неотомщенных мерзавца?
– Все тут мерзавцы, – еле слышно ответила Фламма, пытаясь удержать все ту же рвущуюся с губ улыбку. – И армия Ардууса пойдет против свеев, доберется до их стойбищ, тоже почти поголовно в мерзавцев обратится. А эти… Главных, кто убивал моего отца, я уже прикончила. А двое, что остались… С ними смерть и без меня обойдется… Да и в войске они теперь. Что же получается, сила эта на мои земли пойдет, а я их врачевать продолжу?
– И все-таки не понимаю, – удивился Алиус.
– Паренька с гнойником видел? – поинтересовалась Фламма. – Под утро я прикорнула, как обычно, носом в тряпье, чтобы лицо не показывать, так он подобрался с лампой, выглядывал что-то. Боюсь, что видел меня без гримасы. С самого утра глаза таращит, с лица моего глаз не сводит. Да и нога его…
– Зажить уже должна… – заметил Алиус.
– Расковыривает, – объяснила Фламма. – И наговор выпрашивает. Ну, я ему сделала наговор… Не колдовской… Травку другую подвязала. Через час уснет. Если и проснется, то к утру только и кричать будет громко. Дуть станет на ногу, забудет, что такое ковырять ее. Впрочем, я уже сказала помощнице, что наложить потом на рану, чтобы он ногу не потерял. У тебя что?
– Не удержался, –