Зимопись. Путь домой. Веди. Петр Ингвин
реагирует на красоту и женскую наготу, и на этом все заканчивается. На олицетворение зла, как бы оно ни выглядело, возбуждаются только маньяки. Мне Ева была противна.
Это сказывалось на моих мужских реакциях. Их не было. Это огорчало Еву, но дело компенсировали мои старания в других направлениях.
Для удобства – своего, как объекта получения удовольствия, и моего, как источника этих удовольствий – Ева раскинулась на сене звездочкой животом вниз и лицом чуть влево, чтоб не терять меня из виду. В целом она мне доверяла, и ее глаза при мне, активно действующем, закрывались крепко и надолго, и спали мы теперь рядом. Мои одежда и амуниция ждали своего часа в другом конце двора, что-то брать без объяснения или надевать мне запрещалось. Никакого свода запретов при этом не озвучивалось. Каждый окрик рождал новый запрет, и повторять нарушение я не решался.
Дожди, видимо, исчерпали сезонный ресурс в дни нашей с царицей переправы. Небо про них забыло. Кожа ощущала освежающий ветерок, в бок покалывало сухими тростинками. Я лежал на левом боку и правой рукой совершал над Евой «утешающие» пассы. Бурный момент мы уже миновали, теперь Еве хотелось чего-то расслабляющего или нового. Поэтому я завел разговор про игры. Начнем с малого, а там, может быть, и до наручников или приковывания к кровати дело дойдет. Глядя на Еву, я чувствовал, что могу быть садистом. Мало того, я хотел быть садистом. Плохо, что порыва она не оценит: вряд ли мазохистская черточка в ней выражена до такой степени, чтобы позволить рабу над собой издеваться.
А хотелось бы.
Я с нажимом провел пальцем между лопатками Евы, так близко от желанной тонкой шеи: вверх, уголком вниз и поперек. «А».
– Какую букву Чапа написал Еве на спине?
– Букву?
Голос сквозил полным непониманием.
Она не умеет читать?!
– Чапа может поиграть с Евой в угадайку. Каким пальцем он коснулся Евы?
– Указательным.
Я быстро сменил средний палец, которым действительно писал, на безымянный – вдруг у беляков тоже есть неприличные жесты? – и вынес кисть с отставленным пальцем на вид:
– Неправильно. Но один из пяти угадать сложно, лучше сделать по-другому…
– Ева поняла. Теперь Ева будет загадывать. Ложись.
Она провернулась на бок и занесла надо мной руку.
Я покорно замер. В спину сильно надавило, почти ударило.
– Указательный, – сказал я.
– Средний! – Ева показала палец и залилась смехом.
Вряд ли жест что-то значил, просто ей нравилась игра. А мне, вообще-то, стало неприятно.
– А сейчас? – Тычок между лопаток был точно таким же.
– Средний.
– А вот и нет! Указательный!
Ева ликовала и веселилась как ребенок.
Я понял, что никогда не угадаю. Она так же меняет пальцы, а проверить невозможно. Я привел эту игру в качестве примера. Нужно было выбрать что-то более умное.
Еву действительно радовало, что обман не доказать, поэтому она выиграла у меня раз пятьдесят.