Обручник. Книга первая. Изверец. Евгений Кулькин
и что какая линия обозначает? – не отставала она.
– Это уже покушение на свободу молчания, – жестом отвел ее ладошку Сосо.
– Хиромантия, – не унималась Первая. – Это своего рода пещерная живопись – спрессованный образ современности. Или, скорее, особый вид искусства.
Она на миг задумалась, потом продолжила:
– Ведь жизнь – это этическое оправдание перед Богом.
Сосо не возражал. Ему уже двенадцать. Хоть и неполных. И на дворе, как шутят, три восьмерки подпоясанные единицей, то есть, тысяча восемьсот восемьдесят восьмой год. Стремительно наступает новый век. И у него не гнется в локте рука. Это однажды, будто кинутый кем под фаэтон, он пережил эту калечность. А еще он пишет стихи. Тайно. И у него есть пример, как с ними поступать, когда они становятся обузой. Да Учитель, которого Сосо тоже оставил без имени и другого прозвания, так и считал: все, что получило озвучку, то есть перестало быть тайной, надо немедленно лишать возможности тиражирования. «Человек всю жизнь должен быть охотником в засаде», – назидал Учитель. И у Сосо сейчас рвется потребность посвятить Первой стихи. Пусть не думает, что он завалушек на полке.
А она продолжала лепетать, турсуча его ладонь.
– Вот это, – нежно прикартавливала она, – Линия Жизни. Она соответствует планете Венера. И, значит, обладает особенностью простираться как можно длиннее, чтобы зародить в человеке наивность, что он бессмертен.
Сосо мрачно поглащал свое невежество.
– А вот это, – продолжала Первая напирать на два эти слова, – Линия Сердца, то есть Юпитера. По ней…
– Стоп! – остановил ее Сосо. – А мне доподлинно известно, что я бессердечный.
– Если тебе это говорили девушки, – быстро ответила Первая, то они желали, чтобы ты как можно обильнее доказывал обратное.
«Обильнее…». Он подержал в сознании это слово, вдвойне осторожнее, чем требовали обстоятельства, спросил:
– А ты на мне испытываешь еще какое-нибудь смертоносное женское оружие?
Первая колупнула его взором почти так, как острым ногтем поддевают прыщ, и произнесла:
– Я еще не дошла до вот этой, поперечной линии, которую зовут Линией Головы, поэтому до конца не убедилась, умный ты человек или только прикидываешься.
Договорить им в ту пору не дали. Подошел Петр Капанадзе.
И, не обращая внимания, что рядом Первая, спросил:
– Нам евангелие от Луки назавтра выучить задали?
Сосо кивнул.
– «Не судите и не будете судимы, – забубнил Петр, – не осуждайте, и не будете осуждены».
Сосо хотел его остановить, но Первая сжала его руку, на которой, как ему по ощущению показалось, смешались все линии, и прошептала:
– Так ты знаешь, как нельзя подносить людям руку?
– Конечно, – ответил Сосо, – как попрошайка. Ладонью вверх. Тогда сразу станет видно, сколько ты еще будешь мучить белый свет. И потому не лучше ли от тебя как можно скорее избавиться.
А Петр все продолжал долдонить выдержки из Нового завета:
– «Прощайте, и прощены будете;