Война умов. Валерий Васильевич Устюгов
энергии тела переполняли гостью, не давая ей заснуть, и, после полуторачасового вылёживания, Бэла встала, накинув халат Иннокентия, прошла в гостиную варить кофе и хлопотать по кухне.
Иннокентий Аронович никогда в своей жизни не видел снов, он был лишён этого дара Богов. Его сон проходил, как забвение, закрывая глаза, он погружался в чёрную пугающую пустоту сонливости, полученную, как наследство Атлантов. Со временем он научился спать с полуоткрытыми глазами, и этот приём хоть как-то разбавлял чернь ночи бликами искусственного освещения. При любых обстоятельствах жизни Иннокентий всегда просыпался в четыре часа утра и только в редких случаях позволял себе оставаться в постели на более длительный срок.
Человеческое тело имеет свою жизнь независимо от воли хозяина, как говорят учёные мужи, свой биоритм жизни, который расписан по часам. Так, до полуночи операционная система мозга производит сортировку дневных мыслей и действий и получает необходимый отдых, а физическое тело полностью отдыхает с полуночи до четырёх часов утра, и именно в четыре часа утра каждый носитель человеческого тела просыпается, ибо мозг начинает запускать все функции организма, необходимые для дальнейшей жизни. Медицинские работники знают об этих ритмах и в серьёзных клиниках уделяют особое внимание четырём часам утра, помогая мозгу запускать физическое тело тяжелобольных людей, сохраняя им, таким образом, жизнь.
Открыв глаза, Иннокентий привычно взглянул, не поворачивая голову, на циферблат настенных часов, стрелки которых стояли на четырёх часах утра. Привычное время начала нового рабочего дня для Иннокентия Ароновича было наполнено ароматами бразильского кофе, проникающего через полуоткрытую дверь спальни.
«…
Время от времени неплохое разнообразие жизни – присутствие женщины в доме, но только, именно, время от времени… и не более», – рассуждал Иннокентий, облачаясь в свой серенький неприглядный рабочий костюм.
Бэла встретила Иннокентия Ароновича с приготовленным горячим напитком и широкой улыбкой на припухших губах.
– Как отдохнул, Патрон, – протягивая чашу, игривым голосом спросила Бэла.
Иннокентий Аронович взял чашу, прошёл в своё кресло и, усевшись поудобней, выдохнув, произнёс:
– Замечательно, Бэла, замечательно, лучше и не придумаешь.
– А я, Кеша, так глаз и не сомкнула, так мне хорошо давно не было.
Иннокентий, прищурившись, осмотрел сияющею Бэлу с головы до ног, и, сделав глоток кофе, произнёс на выдохе:
– Хороша, шельмовка, ох, как хороша.
– Стараюсь только для тебя, Иннокентий, – так же игриво сказала Бэла, сев в кресло, напротив, с чашечкой кофе.
На какое-то время в гостиной кухне воцарилась тишина, каждый думал о своём, попивая мелкими глотками чёрный бодрящий напиток.
– Впереди, Бэла, у тебя новое