Монастырь дьявола. Ирина Лобусова
ответить. Тяжелый удар, обрушившийся на нее, разом погрузил в черную бездну, где уже не было ничего, даже холодного снега, на который бросили ее труп.
Он проснулся от тишины и сел на постели, нервно хватая ртом воздух. Всю ночь ему снились адские звуки, а разбудила невероятная тишина. Он никогда не ощущал такой тишины. В ней было что-то жуткое. К тому же, священника не покидало странное чувство, что чьи-то глаза наблюдают за ним.
Но единственным глазом, видимым в темноте, был тоненький, алый огонек лампадки, зажженной под образами. Если раньше этот огонек вселял в него надежду и веру, то теперь он почувствовал страх. Адский страх, заложивший ноздри, уши. Как комья липкой, намокшей ваты. И не отодрать этот кокон, не убрать с головы…. Может, потому, что огонь лампадки стал более ярким, более красным и оттого – тревожным. Священнику казалось, что это воспаленный, налитый кровью глаз, пришедший из беспросветной, адской тьмы.
Было так страшно, что лечь обратно в кровать он не мог. Он тихонько встал, нашарив старенькие тапочки в темноте. Но даже звук ног, шаркающих по полу, прозвучал непривычно тихо. Так, словно был приглушен. Он испугался, что разбудит жену, но она не проснулась. Дыхание ее было мирным и ровным, как у глубоко спящего человека.
Он сделал несколько шагов по комнате, пока не приблизился к образам. Освященное лампадкой, выступало лицо святого. Оно строго, укоризненно смотрело словно сквозь него, в темноту.
Тогда он понял. Это – расплата. За ним пришли. И эта тишина – его последний час на земле. Расплата….. плата за всё. Священник тяжело рухнул на колени, обхватив голову руками. Но губы, дрожа, вместо привычной молитвы, шептали, как в бреду:
– Спаси меня, Господи…. Спаси меня, Господи…. Спаси слугу своего… Защити от адских легионов сатаны…
Потом он услышал звук. Это был скрежет по внешней стене дома, там, где было окно. Такой звук могло издать железо, какой-то тяжелый предмет, который двигали по стене, и это была реальность.
Священник замолчал, от ужаса дыша часто-часто. Звук повторился – но немного в отдалении, уже возле второго окна. Сомнений не было: возле дома кто-то находился. Там, за стеной, что-то происходило, но что именно – он не мог понять. Внезапно священник увидел в углу какой-то свет. Колени подогнулись, и, рухнув прямо на пол, он уставился на дрожащую тень, светлые очертания которой проступали все ярче и ярче, а потом….. задохнувшись от ужаса, священник вдруг увидел маленькую девочку лет 8-ми, в темном пальто, завязанную в пушистый, домотканый, шерстяной платок. Платок, закрывающий волосы, был перевязан на груди крест-накрест. Не мигая, девочка смотрела на него.
Лицо ее было абсолютно не знакомо. Он никогда прежде не видел этой девочки, никогда не встречал ее в селе. Но в то же время во всем ее облике было что-то знакомое, нечто неуловимое, но очень понятное….. Он вдруг вспомнил, что так одевали детей в 40-х годах. Он вспомнил, что именно так завязывала платок его мама, когда немцы окружили их село. Чтобы было теплей…. Вещей не было, и родители хоть как-то пытались уберечь детей от холода ледяной российской зимы, и от страшной судьбы.
Он понял внезапно. Откровение