Ласковый голос смерти. Элизабет Хейнс
шаги. Запах уже не бил в нос – или я просто приспособилась, стараясь дышать ртом?
Радио слышалось громче – беседа между мужчиной и женщиной, женщина о чем-то спорила, а мужчина ее успокаивал. На фоне их разговора возник другой звук – или мне показалось?
Я подпрыгнула, когда что-то коснулось ноги, и испуганно вскрикнула. Но это всего лишь кошка потерлась о мои лодыжки и метнулась через дверь столовой в следующую комнату.
– Люси!
Мне нисколько не хотелось ползать, выманивая ее из-под чужого дивана, и я толкнула дверь в гостиную, которая располагалась в передней части дома. Там было темно – свет из столовой столь далеко не проникал. Сквозь щель между задернутыми занавесками едва сочился свет с улицы. Я вновь включила фонарик, и тотчас же в его луче мелькнуло что-то белое – Люси каталась по ковру посреди комнаты. На фоне моего отчаянного сердцебиения слышалось ее громкое мурлыканье.
Мебели в комнате было немного – диван, перед ним низкий кофейный столик с вазой без воды, в которой засох и побурел букет гвоздик.
Луч фонаря прошелся над креслом. Хоть я и чувствовала, что здесь кто-то есть, все равно задохнулась от ужаса, увидев жуткую бесформенную человеческую фигуру. Почерневшая кожа на лице натянулась и местами полопалась, веки в пустых глазницах глубоко ввалились, живот раздулся, словно воздушный шар, растянув одежду – юбку, ибо это была женщина. К черепу липли длинные прямые волосы, местами все еще светлые, несмотря на покрывавшее их подобие жира. Хуже всего, что живот вздымался, будто она дышала, хотя вряд ли это было возможно. Присмотревшись, я поняла, что это шевелится масса личинок… В ужасном оцепенении, я не могла отвести взгляда, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание. Одна ее рука покоилась на подлокотнике, а вторая, от локтя до кисти, лежала на полу рядом с креслом, – казалось, женщина уронила ее, будто пульт от телевизора.
А потом я снова услышала мурлыканье – проклятое животное! – и увидела, как Люси катается по ковру рядом с темной лужей, словно гнилостная вонь от жидкости, сочащейся из трупа, казалась ей ароматом кошачьей мяты.
Колин
Я ел кукурузные хлопья и читал вслух анекдоты с задней обложки «Бино» за 1982 год, когда мой отец схватился за грудь и рухнул замертво на кухонный пол.
Теперь это может показаться чуть ли не смешным, но, полагаю, именно в то мгновение изменилась моя жизнь. Отцу нравилось, когда я читал ему анекдоты. По воскресеньям он ремонтировал машины, а я помогал, постепенно узнавая расположение и предназначение каждой детали. Он много смеялся, и мы вместе потешались над матерью – худой, серьезной и печальной.
После его смерти я не мог заставить себя читать «Бино». Да и желания смеяться как-то больше не возникало.
Утро понедельника выдалось мрачным. Другие в моем возрасте обычно страдают от похмелья, или путешествуют все выходные в трейлере, или трахают подружек – кто своих, кто чужих. Я все выходные писал эссе, засиживался допоздна с виски и порнухой, и в итоге оказалось, что