Роковой оберег Марины Цветаевой. Мария Спасская
сжал зубы так крепко, что желваки, ходящие туда сюда, казалось, вот вот прорвут натянутую до предела кожу скул.
– Ты слышишь, что я тебе говорю, Андрей? – требовательно выкрикнула мать, делая затяжку и шумно выпуская дым из тонких ноздрей.
– Да, Мариша, – сделав над собой усилие, глухо ответил отчим. – Я понял.
– И что с того, что ты понял? – снова повысила голос мать. – Юрик – не твой сын, я тысячу раз могу это повторить! Хочешь, выйду на улицу и закричу, чтобы все узнали? Мне надоело притворяться, изображая добропорядочную жену! Я просто женщина, которая имеет право на счастье, я не хочу скрывать, что родила ребенка от человека, которого люблю! И он меня любит! Понимаешь ты, любит! И мы хотим быть вместе! Ты лишний, ты мне не нужен, убирайся прочь! Ненавижу тебя и твою никому не нужную доброту!
Марьяна била словами наотмашь, но отчим держался молодцом. В какой то момент он, должно быть, перестал ее слушать и, выключив слух, стоял у камина, поглаживая рукой прохладную слоновую кость ларца. Когда Марьяна замолчала, иссякнув в своей злобе, Андрей вскинул голову и посмотрел на нее долгим измученным взглядом. Его отношение к жене можно было назвать даже не столько любовью, сколько преклонением. Благоговением. Обожанием. Полным растворением в ней. Полковник Шаховской Марьяну боготворил и на ее грубые выходки взирал невозмутимо философски, как смотрит набожный крестьянин на разбушевавшуюся стихию, уничтожившую весь его урожай.
– Ты можешь любить меня, можешь ненавидеть, это ничего не меняет, Юрик все равно мой сын, хоть и родила ты его не от меня. А любить кого угодно – это твое право, – твердо проговорил отчим и, заметив нас с Юриком в дверях, протянул к малышу руки. – Сынок, – ласково улыбнулся он, маня мальчика к себе. – Иди скорее к папке на ручки!
Малыш бросил оборванный по пути в гостиную лист фикуса, занимавший до этого все его внимание, и, восторженно бормоча одному ему понятные слова приветствия, ринулся к Андрею.
– Идем ка спать, герой, что то мы припозднились, – озабоченно говорил отчим, целуя тугие щечки Юрика и его пухлые пальчики, которые мальчик азартно совал Андрею в рот.
– Я могу быть свободна? – устало осведомилась я, направляясь в прихожую.
– Жень, привет, мы с тобой не поздоровались, – откликнулся Андрей, поднимаясь по лестнице вместе с Юриком. – Куда собралась на ночь глядя?
– Пойду в бассейн, там до десяти, может, успею полчасика поплавать, – откликнулась я.
– Куда ж ты без ужина? – встрепенулась мать.
– Благодарю, я сыта, – пробормотала я.
– Она же еще и обиделась! – возмутилась Марьяна, рывком поднимаясь с кресла и устремляясь на кухню. – Ребенка не уложила, ужин не приготовила! Ничего не сделала. Лентяйка безрукая.
– Спасибо на добром слове! – проговорила я, надевая пальто.
Во дворе послышался шум подъехавшей машины, из открытых окон которой на всю округу разносилась музыка. Сиплый мальчишеский голос самозабвенно