Игра в классики. Хулио Кортасар
Этьен. – C’est vache comme il pleut[23].
– Ты все трепешься, черт тебя подери, – сказал Перико. – А Рональд живет у черта на рогах.
– Прибавим шагу, – поддержал его Оливейра. – Надо укрыть бренное тело от бури, че.
– Ладно тебе. Я уже почти полюбил твой аргентинский прононс. Как в Буэнос-Айресе. Ну и придумал этот Педро Мендоса – завоевал вас всех и колонизировал.
– Абсолют, – говорила Мага, подбивая носком камешек из лужи в лужу, – Орасио, что такое абсолют?
– Ну, в общем, – сказал Оливейра, – это такой момент, когда что-то достигает своей максимальной полноты, максимальной глубины, максимального смысла и становится совершенно неинтересным.
– А вот и Вонг идет, – сказал Перико. – Китаец похож на суп из водорослей.
И почти тотчас же они увидели вышедшего из-за угла улицы Вавилон Грегоровиуса, как всегда, с огромным портфелем, набитым книгами. Вонг с Грегоровиусом остановились под фонарем (со стороны казалось, будто они встали под один душ) и торжественно поздоровались. В подъезде у Рональда была проиграна коротенькая увертюра из закрывания зонтов, из comment ça va[24], зажгите кто-нибудь спичку, лампочка перегорела, ну и погодка ah oui c’est vache[25], потом гурьбой стали подниматься по лестнице, но на первой же площадке остановились, наткнувшись на парочку, которая не могла оторваться друг от друга – целовалась.
– Allez, c’est pas une heure pour faire les cons[26], – сказал Этьен.
– Та gueule, – ответил ему полузадушенный голос. – Montez, montez, ne vous gênez pas. Та bouche, mon trésor[27].
– Salaud[28], – сказал Этьен. – Это Ги-Моно, мой большой друг.
На пятом этаже их поджидали Рональд и Бэпс, каждый держал в руке свечу, и пахло от них дешевой водкой. Вонг подал знак, все остановились на ступеньках и а капелла исполнили языческий гимн Клуба Змеи. И тут же кинулись в квартиру, пока не выскочили соседи.
Рональд спиной прислонился к двери. Рыжий костер волос пылал над клетчатой рубашкой.
– Дом набит старьем, damn it[29]. В десять вечера сюда спускается бог тишины, и горе тому, кто его осквернит. Вчера приходил управляющий читать нам нотацию. Бэпс, что нам сказал этот достойный сеньор?
– Он сказал: «На вас все жалуются».
– А что сделали мы? – сказал Рональд, приоткрывая дверь, чтобы впустить Ги-Моно.
– Мы сделали так, – сказала Бэпс, заученно вскинув руку в неприличном жесте, и издала ртом непристойный трубный звук.
– А где же твоя девушка? – спросил Рональд.
– Не знаю, заблудилась, наверное, – сказал Ги. – Я думал, она пошла наверх, нам так хорошо было на лестнице, и вдруг слиняла. Посмотрел наверху – тоже нет. А, черт с ней, она шведка.
10
Багровые приплюснутые тучи над ночным Латинским кварталом, влажный воздух с запоздалыми каплями дождя, которые ветер вяло швырял в плохо освещенное окно с грязными стеклами, где одно разбито и кое-как залеплено розовым пластырем. А наверху,
Черт подери, как льет (
Как дела (
Дерьмовая (
Давай, давай, нашли время трахаться (
Заткнитесь… Подымайтесь, подымайтесь, не мешайте. Давай губы, золотко (
Мерзавец (
Черт бы его побрал (