Коринна, или Италия. Жермена де Сталь
Коринна. – Но быть может, проживя некоторое время в Италии, вы станете более снисходительны к этой прекрасной стране, которую природа украсила, словно некую жертву. Но знайте, по крайней мере, что для нас, художников, влюбленных в славу, нет более заветной мечты, чем получить здесь место. Я уже облюбовала себе свое, – и она указала рукой на пустую нишу. – Кто знает, Освальд, не вернетесь ли вы опять сюда, когда мой бюст будет стоять здесь? Тогда…
– Как можете вы, блистая молодостью и красотой, – с живостью возразил ей Освальд, – говорить о смерти тому, кого горе и страдания привели почти на край могилы?
– Ах! – воскликнула Коринна. – Буря может в одно мгновение сломать цветы, которые еще высоко поднимают головки. Освальд, милый Освальд, – продолжала она, – почему вы не можете быть счастливы? Почему…
– Никогда не спрашивайте меня об этом, – прервал ее лорд Нельвиль, – у вас есть свои тайны, у меня – свои; будем оба уважать наше молчание. Нет, нет, вы не знаете, как была бы потрясена моя душа, если бы мне пришлось рассказать вам о моих несчастьях!
Коринна умолкла, и, когда они вышли из храма, шаги ее стали еще более медленными, а взоры – задумчивыми. Под портиком она оглянулась назад.
– Здесь, – сказала она, – стояла порфировая урна чудесной красоты, ее перенесли сейчас в церковь Святого Иоанна Латеранского; в этой урне хранился прах Агриппы: он покоился у подножья статуи, воздвигнутой Агриппой самому себе. Древние всячески старались смягчить мысль о смерти, отстраняя все скорбное и страшное, что связано с представлением о ней. Они с таким великолепием украшали свои гробницы, что контраст между мраком небытия и ярким блеском жизни становился менее ощутимым. Однако справедливо и то, что они не верили так беззаветно, как мы, в потусторонний мир; язычники пытались бороться со смертью, стремясь обрести вечную память в потомстве, меж тем как мы уповаем упокоиться в лоне Предвечного.
Освальд вздохнул и ничего не сказал. Меланхолические мысли имеют свое очарование, покуда человек не почувствует себя действительно глубоко несчастным. Но когда горе со всей силой охватывает душу, то нельзя слушать без внутренней дрожи иные слова, некогда погружавшие нас лишь в сладостную задумчивость.
Глава третья
Чтобы попасть к собору Святого Петра, надобно перейти через мост Святого Ангела; Коринна и Освальд пошли по нему пешком.
– Когда я возвращался с Капитолия, – сказал Освальд, – вот здесь, на этом мосту, я впервые долго думал о вас.
– Я не тешила себя мечтой, – отозвалась Коринна, – что праздник на Капитолии подарит мне нового друга; но все-таки, стремясь к славе, я всегда надеялась, что она принесет мне любовь; ведь для чего женщине слава, если нет у нее этой надежды?
– Постоим здесь немного! – попросил Освальд. – Какие воспоминания вековой старины могут говорить моему сердцу больше, чем это место, которое напоминает мне о том дне, когда я впервые увидел вас?
– Может быть, я не