В СВОЁ ВРЕМЯ. Воспоминания о современниках. Терентiй Травнiкъ
талантом Киселевского в нечто новое, что безусловно вызывало и вызывает интерес.
Несправедливо обвинять
в заимствовании того,
кто, увидев полёт птицы,
придумал, как взлететь самому.
Давно подметил, что авторы, которые работают интуитивно, отталкиваясь лишь от собственного воображения, не следят за мимолётной конъюнктурой мира искусств, а потому при определении жанра их творений нередко возникают затруднения в их литературной идентификации. Сами того не ведая, и не проникая в пласты созданного их предшественниками, эти люди совершенно странным образом создают нечто новое, выходя на собственную дорогу и до конца оставаясь на ней со своим неподражаемым и весьма самобытным видением. Думаю, что таким образом и появляются своеобразные законодатели почерков и стилей. Знакомясь с рукописями Валерия Киселевского, я совершенно не сомневался, что в моих руках труды именно такого человека. В какой-то момент я привлёк к работе над подготовкой к изданию его книги ряд литераторов, в том числе и писательницу Ирину Михайловну Соловьёву, обладающую особым чутьём и немалыми знаниями в области необычных литературных находок. Проведя вместе не один вечер за изучением записей Валерия Михайловича, мы окончательно убедились в новизне открытого им жанра. Пройдёт время и, вне всякого сомнения, данная манера найдёт место в рядах отечественной, а то и мировой афористики. У книги появятся свои исследователи, рецензенты, почитатели, а мой друг станет основоположником нового направления, когда писательская мысль, соединяясь с авторским экспериментом, перерастает в изящную афористическую вязь, как нередко называет свои работы сам Валерий Киселевский, более известный в творческих кругах как Лера Серебро.
Действительно – примадонна!
Творчество Аллы Пугачёвой я открывал для себя не одно десятилетие: видимо так, как открывают искусство даже не великих, а величайших мастеров. Первым, кто преподнёс мне её работы с некой предысторией, был мой одноклассник Сергей Арцимович, который ещё в 80-е годы собирал диски с её песнями, что меня, тогдашнего рокера, крайне удивляло. Откровенно говоря, ничто из того, что предлагал послушать Сергей, мне не нравилось, и так продолжалось почти до конца 90-х. Сохранилось воспоминание моей мамы из того времени, когда она работала в Московском областном суде.
Как-то раз в коридоре к ней подошла Алла Пугачёва – она была свидетелем по какому-то делу – и о чём-то спросила. «В тот момент, – вспоминает мама, – передо мной стояла миниатюрная, очень элегантно одетая, милая и скромная женщина… Рядом с нею был высокий, не знакомый мне, безумно красивый мужчина…».
И вдруг случилось чудо! То ли я повзрослел, то ли Пугачёва вышла из советской и постсоветской тени, но я вдруг осознал: то, как она запела, было не просто явлением, а явлением