Сочинения. 1984. Скотный двор. Воспоминания о войне в Испании. Иллюстрированное издание. Джордж Оруэлл
четыре доллара и сунул стеклянную вещицу в карман. Его привлекала не столько красота застывшего в стекле коралла, сколько то, что он принадлежал к эпохе, совершенно отличной от нынешней. Мягкое и гладкое, словно дождевая капля, стекло не было похоже ни на одно стекло, которое он когда-либо видел. Эта штуковина привлекала его вдвойне из-за своей очевидной бесполезности, хотя он предположил, что когда-то она была задумана как пресс-папье. Она оттягивала карман своей тяжестью, но, к счастью, это не сильно бросалось в глаза. Было странно, даже компрометирующе, если член Партии имел в своем распоряжении подобную вещь. Все старое, да и вообще все красивое всегда вызывало подозрения. Получив свои заветные четыре доллара, старик заметно повеселел. Уинстон понял, что можно было сторговаться и за три, а может, и за два доллара.
– Наверху есть еще одна комната. Если хотите, можете взглянуть, – сказал он. – Там, конечно, нет ничего особенного, всего парочка безделушек. Но если хотите, можем подняться глянуть. Я возьму лампу, чтобы вы могли хорошенько рассмотреть.
Он зажег еще одну лампу и медленно пошел вверх по крутой изношенной лестнице, которая вела к узкому проходу в комнату, чьи окна выходили не на шумную улицу, а на мощеный внутренний дворик и целый лес из дымоходов соседних домов. Уинстон заметил, что мебель была по-прежнему расставлена так, как будто эта комната предназначена для проживания. На полу лежал ковер, на стенах висели картины. Еще там было глубокое кресло с высокой спинкой, которое стояло у камина. На каминной полке тикали старинные стеклянные часы с двенадцатичасовым циферблатом. Под окном, занимая почти четверть комнаты, стояла огромная кровать с матрасом.
– Мы с женой жили здесь, пока она не скончалась, – сказал старик немного извиняющимся тоном. – Я распродаю мебель понемногу. Это прекрасная кровать из красного дерева или, по крайней мере, будет прекрасной, если вам удастся избавиться от клопов. Но, возможно, вам она покажется немного громоздкой.
Он держал лампу высоко, чтобы освещать всю комнату, и в теплом тусклом свете это место выглядело на удивление привлекательным. В голове Уинстона промелькнула мысль, что, вероятно, он мог бы снимать эту комнату за несколько долларов в неделю, если бы, конечно, ему хватило на это духу. Это была безумная затея, и от нее следовало отказаться, как только она пришла ему в голову, но эта комната пробудила в нем своего рода инстинктивную ностальгию. Ему казалось, что он точно знает, каково это – сидеть в такой комнате в кресле у камина, греть ноги у открытого огня и ждать, пока закипит на плите чайник, – совершенно один, в полной безопасности, никто не смотрит на тебя, голос с телеэкрана не велит тебе, что делать, нет ни одного звука, кроме бурления чайника и дружелюбного тиканья часов.
– Нет никакого телеэкрана! – не удержался и пробормотал Уинстон.
– Ах, – сказал старик, – у меня никогда и не было ни одной из этих штук. Слишком дорого. И я почему-то никогда не чувствовал в этом нужды. Вот там в углу стоит прекрасный столик-книжка.