Молодые львы. Ирвин Шоу
она общается с гостями. Ему нравились и ее новая прическа, и мягкий, золотистый отлив ткани ее платья. Ной стоял чуть в стороне, маленькими глотками пил шампанское, иной раз перебрасывался несколькими словами с теми из гостей, которые подходили к нему, но видел он только Хоуп, ее волосы, ее губы, ее ноги.
Ной поцеловал новобрачную, окунувшись в круговорот белого атласа, кружев, вкуса помады, аромата духов и флердоранжа. Но смотрел он не в яркие, сверкающие глаза невесты, не на ее приоткрытые губки, а на наблюдавшую за ним с другого конца комнаты Хоуп, восхищаясь ее шеей, ее талией. И когда Хоуп подошла к нему, Ной встретил ее словами: «Есть у меня одно желание», – и обнял за талию, туго обтянутую корсажем нового платья. Он почувствовал хрупкость ее девичьего тела, ощутил легкое движение ее бедер. Хоуп его поняла. Она поднялась на цыпочки и поцеловала Ноя. Кое-кто из гостей смотрел на них, но Ноя это нисколько не смущало. Ведь на свадьбах всем дозволено целоваться. Кроме того, Ною никогда еще не приходилось пить шампанское в жаркий летний день.
Они наблюдали, как молодые, щедро обсыпанные рисом, отбыли в автомобиле, украшенном развевающимися лентами. Мать плакала на крылечке. Новоиспеченный муж, раскрасневшийся и смущенный, улыбался за задним стеклом машины. Ной и Хоуп посмотрели друг на друга и поняли, что думают об одном и том же.
– А почему бы нам не… – зашептал Ной.
– Ш-ш-ш. – Она приложила пальчик к его губам. – Ты выпил слишком много шампанского.
Они попрощались с хозяевами и гостями и зашагали по улице, обсаженной высокими деревьями, вдоль лужаек, на которых вращались разбрызгиватели. Капельки воды, переливаясь всеми цветами радуги, падали на траву, в воздухе стоял аромат свежей зелени. Ной и Хоуп шли медленно, держась за руки.
– Куда они поехали? – спросил Ной.
– В Калифорнию, – ответила Хоуп. – На месяц. Там в Монтерее у его кузена свой дом.
Они шагали бок о бок мимо лужаек Флэтбуша, думая о пляжах Монтерея, о накатывающих на них волнах могучего Тихого океана, о мексиканских домиках, застывших под испепеляющим южным солнцем, и о двух молодых людях, которые сейчас усаживаются в купе поезда на вокзале Гранд-Сентрал и запирают дверь на замок.
– Господи, – кисло улыбнулся Ной. – Мне их жаль.
– Почему?
– В такую ночь. Первый раз. Ночь-то будет одна из самых жарких в году.
Хоуп вырвала руку.
– Какой ты грубый, вульгарный…
– Хоуп… – запротестовал Ной. – Я же пошутил.
– Так нельзя, – продолжала бушевать Хоуп. – Высмеивать все и вся! – На ее глазах, к изумлению Ноя, показались слезы.
– Дорогая, не плачь, пожалуйста. – Он обнял ее, не обращая внимания на двух мальчишек и собаку колли, наблюдавших за ними с одной из лужаек.
Хоуп отпрянула.
– Не трогай меня! – Она зашагала прочь.
– Пожалуйста. – Ной засеменил следом. – Пожалуйста, позволь мне все объяснить.
– Напиши мне письмо, – сквозь слезы бросила Хоуп. – Всю свою нежность ты, похоже, приберегаешь для пишущей машинки.
Ной