Имперская идея в Великобритании (вторая половина XIX в.). М. В. Глеб
на установлении жесткого контроля Великобритании над регионом[75]. Многообещающим в экономическом плане представлялась и Юго-Восточная Азия. В журнале «Девятнадцатое столетие» отмечалось: «Внимание наших исследователей, дипломатов, торговцев сейчас приковано к населенному и плодородному региону Юго-Восточной Азии, где открываются новые рынки для конкуренции между Англией и Францией»[76]. Высоко котировались и рынки Китая. Эта страна, с ее многочисленным населением и богатыми природными ресурсами, имела, по мнению британцев, блестящие перспективы для развития торговли[77]. Таким образом, каждый регион Азии и Африки приобретал в глазах викторианцев определенные немаловажные преимущества. Необходимость экспансии среди «нецивилизованных» народов практически не вызывала сомнений у представителей различных политических течений. Как отмечал видный колониальный администратор лорд Лугард, чтобы благоприятствовать росту торговли страны и найти место приложения для излишков промышленности и избыточного населения страны «наиболее дальновидные государственные деятели и предприниматели проповедуют колониальную экспансию»[78]. Таким образом, в Великобритании, как и во многих континентальных державах, увеличивается число сторонников новой политики, предусматривавшей развитие торговли и увеличения благосостояния страны за счет силового открытия новых рынков и завоевания новых покупателей.
Традиционно распространение английской власти на «нецивилизованные» страны представлялось как альтруистическая политика приобщения отсталых обществ к передовой культуре. По мнению современников, Британия представляла собой образец прогресса в политической, экономической сферах и была призвана передавать свой опыт другим. Согласно теории ведущего британского социолога конца XIX в. Б. Кидда, западные нации должны были занимать господствующее положение как благодаря «расовому преобладанию», так и из-за достигнутой степени «социальной эффективности»[79]. Следовательно, англичанам присваивалось не только моральное призвание, но и право на перестройку иных обществ, на извлечение природных богатств, которыми последние воспользоваться не в состоянии. Рассуждая о будущем Британской Индии, известный журналист М. Таунсенд весьма скептически оценивал способность индийцев к прогрессу. На его взгляд, жители Индии «за три тысячи лет не достигли ни одной победы над природой, не подняли науку на более высокий уровень, не разработали новую, способную давать результаты социальную идею, не усовершенствовали стиль жизни»[80]. Безусловная вера европейцев в силу прогресса, в способность западных рас привить туземцам совершенно новые ценности и систему социальных отношений нередко вызывала ломку традиционных, сложившихся за века, укладов обществ Азии и Африки.
На самом высшем уровне ведущие государственные деятели последней трети XIX в., члены как консервативных, так и
Dicey E. British Suzerainty in the Transvaal // The Nineteenth Century. 1897. № 248. P. 670.
Lyall A. India under Queen Victoria // The Nineteenth Century. 1897.
№ 244. P. 873.
British Documents on the Origins of the War. Vol. 1. P. 8.
Woolf L. Op. cit. R 26.
Kidd B. Social Evolution. London: Macmillan & Co, 1898. P. 279.
Townsend M. Asia and Europe. New York: G. T. Putham’s Sons; London: A. Constable & Co Ltd., 1901. P. 95.