Преподаватель симметрии. Андрей Битов
хотел сказать… Я не могу найти второго такого же камешка.
– Какого камешка?
– Вам вчера так понравился камешек, который я принес. Я хотел найти еще…
– Ничего, ничего, Гумми, еще найдешь.
– Нет, не найду.
– Не огорчайся, Гумми.
– Я понял, что нельзя специально… специально не найти… найти – это случайно… нельзя найти, что хочешь…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Найти – это не нарочно… это… – И тут голос Гумми странно затрепетал и осекся, а Давин прервал бег пера: в чем дело?.. – Я бы отдал жизнь.
– Что? что такое? – растерялся Давин: Гумми моргал, словно глядел на яркий свет там, над доктором… Давин обернулся и увидел Джой. Он увидел именно ее, а не портрет. Она была там, в саду, на ярком солнце, будто у него над головой было окно, и она смеялась, что Роберт до сих пор не знал об этом. Давин помотал головой и снова столкнулся с молитвенным взглядом Гумми – именно он освещал Джой. Портрет потух.
– За что ты бы отдал жизнь? – суховато спросил доктор.
– За такую красоту я бы отдал жизнь, – потрясенно повторил Гумми, во рту у него опять была каша.
Давин вспомнил те открытки на вокзале и усмехнулся нехорошо.
– Ладно, ладно, Гумми, – сказал он отрывисто. – Ступай. Ты мне мешаешь работать.
«Милая Джой! – писал он. – Ты и не представляешь, какое впечатление произвела ты, вернее, твой портрет на моего Гумми…»
– Смотрите, вон идет доктор со своим идиотом! – воскликнули таунусцы в первый же раз, как увидели их вместе. – Смотрите, вон идет доктор со своим идиотом! – воскликнули они во второй.
И если бы они подслушали (а они подслушали…), о чем говорит этот маленький и лысый Дон Кихот со своим высоким и знойным Санчо Пансой… о чем они могут друг с другом беседовать, кичливый книгочей и круглый идиот, то их предположение, что доктор и сам не прочь подлечиться, настолько бы подтвердилось, что и подтверждать не требовалось.
– Так ты полагаешь, – (на два с половиной шага доктора – четыре тупеньких шажка Гумми), – что это не внешняя сторона, а внутренняя?
– Всегда – внутренняя, – убежденно говорил Гумми. – Просто люди смотрят наружу.
– Ну а если мы вывернем наизнанку?
– Вот именно, – радовался Гумми, – то и получится.
– Ага, – соглашался доктор, напряженно думая. – Значит, люди обладают перевернутым восприятием и наружную сторону воспринимают за внутреннюю и наоборот? Как только родившиеся видят мир перевернутым, так?
– Почти так. Только наружной стороны вообще нет.
– Я могу согласиться с твоим рассуждением, но не с твоею уверенностью, Гумми. Как так – внутренняя, и все?..
– Я так вижу.
– Ну а когда ты разглядываешь, например, паровоз, разве он не снаружи тебя? и разве ты видишь топку и котел?
Гумми замычал от невыразимого огорчения.
– Ты хочешь сказать, что я опять