Я твой день в октябре. Станислав Малозёмов
покрою. Брат табак из Москвы привёз трубочный. Надо пробовать срочно. «Капитанский».
– Слушай, Генаха, ты как вообще относишься к тому, что я на «принцессе» женюсь? Папа – огонь! Великан. Илья Муромец! Умывальников начальник и
мочалок командир. А я ж раньше вообще не знал кто он, кто мама её. Как-то влюбился, не вникая в посторонние детали. Ты чего думаешь? Сомнут меня? Под себя подстелят? – Алексей поднялся с корточек и стал медленно бродить по периметру двора.
– Да не думаю я, что подомнут тебя именно. – Жердь присоседился и они стали мерить двор шагами на пару. – Тебя подломить, головку пригнуть – это, по-моему, ни у кого вообще не получится. Ну, насколько я тебя знаю. Хотя попытки, конечно, будут. Не со зла, а, наоборот, чтобы тебе лучше сделать. И семье твоей молодой. Они, действительно, немного от земли оторваны высшим разумом КПСС. Поэтому твой тесть просто пожелает сделать тебе лучше, не понимая искренне, что для тебя это хуже. И тебе лично на фиг не надо. Не понимая!!! Они многого из нашей цыплячьей, червячной, забубенной и приплюснутой проблемами жизни просто не знают. Потому, что забыли своё прошлое. Они все сами из бобиков, козликов и червячков произошли. Но потом вдруг – гром, молния, на которой с небес спускается судьба их новая, судьба правителей и властителей. Укротителей всех, кому из бобиков в число избранных властителей вырваться не довелось. Только-то и всего. Так что, не печалься, старик, а ступай себе к морю и кидай невод. Так и так – будет тебе в неводе золотая рыбка. Надя твоя. А тебе её -то всего и надо. Мне она, кстати, понравилась. Вполне нормальная девчонка. Так что – приспокойся. Я лично верю, что ты не изменишь своей судьбе, друзьям, делам и мечтам.
– Вот хорошо ты сказал! – Лёха обнял Жердя за плечо. – Красиво. Мудро! Цицерон хуже говорил.
Они оба от души посмеялись и Жердь сказал:
– Ладно. Коньяк ты не хочешь. Тогда пойдем на Тобол. Искупнёмся. Стрессы снимем. Тебя чумные мысли задрючили, а меня трубка доконала. Второй день её строгаю. Хочу красиво сделать.
– А пойдём! – Лёха рванул к воротам. – Догоняй!
Купались они с перерывами до сумерек. Вода холодная так разогрела, просто обожгла тела их молодые да крепкие. И стало хорошо. Спокойно. Они полежали на траве, вникая в шипение больших водоворотов на середине реки, в пение каких-то горластых птиц из Чураковского сада на другом берегу и в пряную свежесть, плывущую от шелестящего под ветерком камыша, подчиняющегося быстрому течению реки.
– Мне пора, наверное, – Лёха оделся.
– Ну да! – Ахнул Жердь. – Ничего так мы порезвились. Половина седьмого. Тебе к скольки у Надежы-то быть велено?
– Всё! Сам дойдешь. Я побежал. К семи мне, – Алексей стартанул в гору на прямую улицу Октябрьскую, с которой через три километра – налево. А там и обкомовский дом. Сто метров от угла.
Альтовы его ждали. Пять минут оставалось до семи.
– Всё вот так раньше срока заканчиваешь? – улыбнулся Игнат Ефимович и руку Лёхе пожал крепко. «Сильный мужик» – оценил Алексей.