Шествие динозавров. Евгений Филенко
здесь… – бормотал император. – Они рядом… входят…
Очередной приступ паранойи. Дурная наследственность, враждебное окружение… общая беда всех тиранов. Вылечить его я не мог, и никто в империи не мог. Но я хотя бы мог бряцать мечом, вращать глазами – сверкать ими, по понятным причинам, я, природный «тусклоглаз», не умел, – да произносить воинственные речи. Тем более, что угроза жизни Луола была вполне реальна. Но не этой ночью… Единственное, что мне оставалось, так это подпевать ему и подыгрывать, в слабой надежде прихватить еще часок-другой хорошего сна.
– Змиулан тоже рядом, – отозвался я из своего закутка, устраиваясь поудобнее и подавляя зевотные спазмы.
– Я теряю рассудок от собственных снов, – шелестел он. – Эти тени, пожары… Я был в городе, которого нет. Я был одет не так, как обычно, и не понимал мною же произносимых речей. И там властвовал другой юйрзеогр. А я высекал мраморные глыбы для стен его дворца. Меня били плетью, как раба. Больно, больно и стыдно… Потом… потом мне приснилось, что я обратился в безумного вургра. Вургры не спят по ночам. Для них это время охоты. Видит Юнри, и из меня хотят сделать вургра…
Это я уже слышал, и не раз. Нигде метемпсихоза, сиречь верование в посмертное переселение душ, не пустила таких глубоких корней, как здесь. Разница состояла лишь в деталях. Эойзембеа Беспалый, например, на полном серьезе полагал, что в прежней жизни был женщиной, и не простой женщиной, а свирепой воительницей. Это давало поводы для грубых шуток в его адрес, которые безнаказанно мог себе позволить только император. Глядя на лютую рожу Беспалого, легко верилось и в свирепость, и в воинственность, но вообразить его королевой амазонок было за пределами самой буйной фантазии. Дворцовый повар Дзуадз утверждал, что был палачом и сносил головы таким высокопоставленным особам, какие и поименовать-то вслух было страшно. В это тоже как-то верилось: гусиные головы Дзуадз ссекал элегантно и бескровно. Несколько удивляло лишь то, что в репертуаре опайлзиггских казней декапитация не числилась, хотя и применялась порой для того, чтобы удостоверить кончину какой-нибудь одиозной личности, на манер нашего свидетельства о смерти… Элмайенруд, брат императора и генерал корпуса юруйагов, ненароком обмолвился, что-де уже вкусил в предшествующих реинкарнациях все радости безраздельного полновластия, и потому сама мысль о посягательствах на престол ему отвратительна. Кем он там был, в своих снах – императором, фараоном, мегаломаньяком? Но что правда, то правда: среди юруйагов он был самый надежный, хотя и самый злой. Дзеолл-Гуадз, глумливо скалясь, однажды без большой выдумки сказал, что и до рождения был верховным жрецом, и сейчас он верховный жрец, и после смерти будет им же.
Все они говорили о разном, но сходились в одном: раньше они жили в другом мире, который даже назывался иначе.
Что же до меня, то я единственный точно знал, как назывался мой другой мир и кем я был в другой жизни. Я был скудоумным мудрецом, архивным