Общественная миссия социологии. С. А. Шавель
первостепенное значение имеет утверждение в планетарном сознании следующего канона: рынок не должен не только превышать установленные юридическим законом границы, что очевидно и иногда наказуемо, но и заходить в сферы, табуированные самой природой человека, моральным чувством и религиозными заповедями, его убеждениями. Скажем, коррупционер, торгующий предоставленным ему правом принятия решений (конечно, для общего блага), не только нарушает уголовный закон (иногда закона просто нет), но и извращает древнейший реципрокный антропологический принцип взаимопомощи: «Ты – мне, я – тебе». Тем самым он отказывается от экзистенциального убеждения, что он есть человек, ecce homo. Конечно, такой субъект плохо воспитан, но кто слышал в этой связи упреки учителю в отличие от тех случаев, когда речь идет о малолетних преступниках. Он из числа тех, кто и не хотел «покупать мировоззрение», – так, наверное, ответил бы учитель. Парадокс в том, что именно о хороших «предметниках», а не о любителях нравоучений бывшие ученики отзываются прежде всего как об «учителях жизни». Вебер затронул вечную проблему образования, как средствами конкретного учебного предмета: арифметики, чистописания или географии и др., так и личным примером, ибо иного не дано, – передать не только ЗУНы (знания, умения, навыки), но и убеждения, мировоззренческие установки, ценностное понимание жизни.
В обсуждении данной проблемы и сегодня заслуживают внимания некоторые методологические подходы, намеченные Вебером. Анализируя политику как призвание и профессию, он вводит две максимы, на которые может быть ориентировано политическое действие: «этику убеждения» и «этику ответственности». Их различение, по его словам, проводится «не в том смысле, что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности – тождественной беспринципности. Об этом, конечно, нет и речи»[64]. Имеется в виду, что действующий по убеждению, например, христианин, «поступает, как должно, а в отношении результата уповает на Бога»[65]. В отличие от него ориентированный на максиму ответственности (если допустить, что стойких убеждений у него нет) понимает, что «надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий». Крайние проявления этих максим контрпродуктивны для дела и ущербны для их носителей. Если, например, убежденный пацифист снимает с себя ответственность за защиту Отечества и своих близких[66], то беспринципный конъюктурщик будет бесконечно высчитывать, что ему выгоднее предпринять, чтобы уйти от ответственности. «В человеческом смысле, – отмечает Вебер, – меня это не очень интересует и не вызывает никакого потрясения»[67]. Потрясение может вызвать тот, кто «действует сообразно этике ответственности и в какой-то момент говорит: «Я не могу иначе, на том стою»
Вебер М. Избр. произв. С. 697.
Там же.
М. Вебер неоднократно приводит слова Макиавелли о флорентийцах в период борьбы против интердикта (запрета служб, обрядов) Папы Григория ХI: «Ибо граждане в то время более заботились о спасении отечества, чем своей души» (Макиавелли Н. История Флоренции. М., 1987. С. 112).
Там же. С. 704.