Ксеноцид. Орсон Скотт Кард
на поясе. Другая затолкала тапочки себе в горло и задохнулась. Удавшиеся попытки самоубийства были довольно редки, но, как оказалось, на это решались самые умные из детей, и чаще всего их предпринимали девочки. Поэтому евнухи забрали у Цин-чжао все вещи, с помощью которых можно было совершить самоубийство.
Потом евнухи покинули залу. Отец встал на колени рядом с Цин-чжао и заговорил:
– Цин-чжао, ты должна понять, на самом деле мы не тебя проверяем. Ничто из сделанного тобой по доброй воле нисколько не повлияет на то, что произойдет здесь. В действительности мы испытываем богов, чтобы убедиться, действительно ли они настроены говорить с тобой. Если это так, они найдут путь, мы увидим это, и ты выйдешь из комнаты как одна из Говорящих с Богами. Если нет, ты выйдешь отсюда навсегда освобожденной от их голосов. Я не могу сказать тебе, за какой исход буду молиться, потому что не знаю сам.
– Отец, – сказала Цин-чжао, – а что, если тогда ты будешь стыдиться меня?
От этой мысли у нее даже руки зачесались, будто на них была грязь, будто ей срочно требовалось вымыть их.
– Я никогда не буду стыдиться тебя. – Затем он хлопнул в ладоши.
Один из старейших вошел в комнату, неся тяжелый таз. Он поставил его перед Цин-чжао.
– Опусти туда руки, – сказал отец.
Таз был наполнен густым черным жиром. Цин-чжао содрогнулась:
– Я не могу опустить руки в это.
Тогда отец взял ее за локти и силой сунул руки в грязь. Цин-чжао закричала – раньше отец никогда не применял к ней силу. И когда он отпустил ее, руки были покрыты липким, холодным жиром. При взгляде на них у нее даже горло перехватило – настолько грязными они казались; ей стало трудно дышать, она не отрываясь смотрела на них, вдыхала запах.
Старик поднял таз и унес его.
– Где я могу умыться, отец? – простонала Цин-чжао.
– Тебе нельзя мыться, – ответил отец. – Отныне мыться тебе запрещено.
Цин-чжао была еще маленькой девочкой, и она поверила ему, даже не подозревая, что его слова были частью испытания. Она взглядом проводила отца, выходящего из комнаты. Дверь захлопнулась, до нее донесся звук задвигаемой защелки. Она осталась в полном одиночестве.
Сначала она просто держала руки перед собой, так чтобы они не касались платья. Она в отчаянии оглядывалась по сторонам, но воды нигде не было, не было даже тряпки, чтобы вытереть руки. В комнате стояли стулья, столы, статуи, большие каменные кувшины, но все поверхности были твердыми, хорошо отполированными и настолько чистыми, что она просто не могла прикоснуться к ним. Ощущение грязи на руках постепенно становилось нестерпимым. Она должна очистить их.
– Отец! – позвала она. – Помоги, вымой мне руки!
Наверняка он слышит ее. Наверняка он где-то рядом, ждет результата испытания.
Он слышал – но не пришел.
Единственной тряпкой в комнате был халат, надетый на ней. Она могла вытереть руки о его полы, но тогда на нем останется жир, и она выпачкается вся, с ног до