Искупление. Анна Мистунина
если рассчитывали, ускользнув от бдительного ока хозяйки замка, остаться в этих постелях до утра. На кухню отправлялся целый штат помощников, и кухарка, вознесенная до недосягаемых высот власти, громогласно командовала гремящей, скворчащей и источавшей упоительные ароматы империей.
Завтра к вечеру пробудившиеся гости разъедутся. До самой ночи продлится уборка. Потом большая часть замка опустеет до следующего раза, и только в левом, жилом крыле, малой обеденной зале, в людской да в узкой галерее, соединявшей кухню с основным зданием, сохранится жизнь.
Каменные стены и тяжелые дубовые двери спальни не пропускали звуков, но взрывы хохота и радостные вопли гостей все равно звучали в ушах. На широкой кровати о четырех столбах, среди надушенных простыней, баронесса Тагрия спрятала голову под подушку и приказала себе спать. Морий не придет – как обычно, пиршество затянется до глубокой ночи, а потом барон уляжется в постель какой-нибудь из служанок. Пусть. Тагрия не находила радости в супружеских ласках и не ревновала ни к томным бесприданницам-камеристкам, ни к грудастым кухонным девкам, при каждом удобном случае услаждавшим барона.
Что до бастардов, тут сложностей не будет. Благородную девушку, беременную баронским отпрыском, всегда можно пристроить замуж, дав хорошее приданное – родители девицы, да и будущий муж возражать не станут. Многие небогатые семейства затем и отправляют дочерей в услужение сюзерену. Детишек же, прижитых от мелкой прислуги, вовсе никто не считает, да и как тут узнать, кто настоящий отец?
В любом случае, пока жив старший сын Мория, детям Тагрии наследниками не бывать. Наверно, поэтому оба рожденных ею младенца не дожили до года. Одного сгубила детская болезнь, другой был с рождения хилым, часто плакал, а однажды утром его нашли в колыбели мертвым. С тех пор Тагрия под любым предлогом избегала супружеских обязанностей.
Утренний свет лишь обозначил линии предметов, когда Тагрия проснулась. В углах, за сундуками, вокруг кровати лежали густые тени. С прошлого утра не топленая печь совсем остыла. Весна нынче выдалась поздней. Уже пришло время засевать поля, а по утрам на плитах замкового двора еще лежал иней, и лужа у колодца нет-нет да покрывалась корочкой льда. Вот и сейчас в окна сочился холод.
Поеживаясь, Тагрия попыталась вспомнить недавний сон. Что-то мерзкое, злое и очень близкое, но вот что… Так и не вспомнилось. Тагрия со вздохом вылезла из-под одеяла. Затеплила свечу. Служанку звать не стала, оделась сама.
Светлое платье с широкими и длинными, по моде, рукавами украсил расшитый пояс. На груди – брошь с золотым селезнем, фамильным знаком баронов Дилосских. Вокруг шеи нитка жемчуга. Все драгоценности – наследство первой жены барона да его матери. Своей крестьянке, как называли Тагрию соседи, Морий украшений не дарил. Один только перстень с бриллиантом в день свадьбы. Перстень, никогда не покидавший