Жнецы Страданий. Алёна Харитонова
ступеням.
– Помнишь, когда тебя только привезли, ты был одет в такие смешные штаны до колен и весь грязный, как будто валялся в угле? Нурлиса сказала, таких, как ты, надо сначала варить с мыльным корнем, а уж потом спрашивать имя. А ты стоял посреди двора, смотрел на Северную башню и кричал с восторгом: «Поди, с нее плюваться далече можно!» – Она старательно изобразила его просторечное «оканье».
Клесх в ответ кивнул. Он смутно помнил тот день. Ему было всего одиннадцать весен, он никогда не бывал дальше каменистого берега Злого моря и всю дорогу до Цитадели ехал, постоянно сваливаясь с лошади, поскольку впервые в жизни очутился в седле.
Он тогда оказался самым юным послушником крепости. Его привезли сюда таким зеленым, потому что никому не хотелось ждать несколько лет, пока он повзрослеет, и снова тащиться в этакую даль.
Майрико заглянула в холодные серые глаза и переспросила:
– Помнишь?
Он снова кивнул, но целительница покачала головой:
– Не помнишь. Я помню.
Мужчина скупо усмехнулся.
– Потому что я сдернул с тебя ту тряпку, которой у вас принято закрывать девок. И как ты орала при этом от ужаса, помнят все деревни на сто верст вокруг.
На миг лекарка погрустнела:
– У нас лицо девушки может видеть только муж. Сдернув покрывало, ты все равно что чести меня лишил.
– Я тогда этого не знал.
Они стояли друг напротив друга и молчали. Наконец крефф не выдержал и спросил:
– К чему ты все это вспомнила?
Целительница задумчиво провела ладонью по коротким волосам – ото лба к затылку и обратно. Это был такой мужской, такой не подходящий ей жест…
– Клесх, она – девка.
– Надо же. Я и не понял.
Женщина вскинула на него злые глаза.
– Она первая девка среди ратников за много-много лет!
– И что?
– Просто вспомни, какими мы были.
Клесх пожал плечами и устало ответил:
– Я помню. Я постоянно хотел есть. И дрался с теми, кто надо мной смеялся. Но все они были старше. И меня постоянно лупили. А ты рыдала днями напролет из-за своей потерянной занавески, пока тебя не раздели и не высекли.
– Верно, – согласилась она. И вдруг с яростью заговорила: – Поэтому нельзя забывать, что…
– …что если бы с тобой и со мной этого не сделали, мы вряд ли бы сейчас беседовали. Покойники – те еще молчуны.
Она зло поджала губы, обошла собеседника и направилась дальше по коридору, опережая его на пару шагов.
– Майрико, – окликнул он, по-прежнему не двигаясь.
Она остановилась, но не обернулась.
– Если ты решишь влезть со своей бабской жалостью, будет только хуже.
– Не будет. Я не влезу. – Она толкнула тяжелую темную дверь и вошла в ярко освещенный покой, не дожидаясь своего спутника.
В уютной теплой маленькой зале обстановка была такой же безыскусной, как и везде в Цитадели. Стены из нетесаного камня, широкие лавки,