Жена-незнакомка. Эмилия Остен
продолжила Жанна, будто и не прозвучало сейчас повелительного окрика. – Но он – мой муж, возвратившийся с войны. И я знаю, как беспечны бывают мужчины, стараясь не уронить честь. Честь останется в неприкосновенности, я обещаю. Твое место – тоже. Если он выгонит тебя, я оставлю.
Она не имела права давать ему подобных обещаний, в конце концов Раймон мог совершенно иначе смотреть на место хозяйки в доме и на ее права, однако сейчас Жанна готова была солгать. Ей нужно понять, кто таков ее муж, и как можно скорее.
Она видела его только в тот его свадебный приезд. Надо это исправить.
Норбер не возражал, когда Жанна пошла к спальне мужа, однако все же сделал робкую попытку заслонить собой дверь. Одно движение бровей – и слуга отошел с пути. Когда Жанна бывала в таком настроении, от нее все разбегались, оставалась лишь стойкая Элоиза, умевшая вздергивать брови не хуже воспитанницы.
Ставни были прикрыты, золотому солнечному свету, облюбовавшему витражное окно, оставили лишь клочок пола. Жанна медленно подошла к кровати, на которой лежал супруг, и остановилась, вглядываясь в его черты, пытаясь узнать человека, которого так давно не видела.
Раймон спал. Сон его был глубоким и спокойным, но на лбу блестели предательские капли пота. Жанна смотрела, словно впитывая в память это лицо: резкие черты, выступающий вперед подбородок, нос с отчетливой горбинкой, дерзкий абрис губ. Раймон отрастил себе бородку, стрелой поднимавшуюся к нижней губе, и усы, казавшиеся нарисованными; волосы его, ставшие длиннее, чем Жанна помнила, были зачесаны назад и связаны в хвост, открывая широкий ровный лоб. Через правую щеку от глаза, через нос и вниз по левой щеке шел тонкий, уже побледневший шрам, который со временем превратится в неглубокую впадину или исчезнет совсем. У Жанны шевельнулись пальцы: ей вдруг захотелось дотронуться до этого шрама, очертить одним движением полузнакомое лицо – то ли чтобы лучше запомнить, то ли чтобы окончательно узнать.
Крупные руки Раймона лежали поверх одеяла, и Жанна отметила мельком, какие у него длинные пальцы. Рука хорошего фехтовальщика, так сказал бы отец.
Жанна сглотнула и постаралась справиться с дрожью. Даже спящий, Раймон не выглядел беспомощным, и ей стало страшно.
«Господи, что я делаю?!»
– Норбер, – произнесла она совсем тихо, чтобы не разбудить мужа, – где раны?
Слуга обреченно пробурчал:
– Левое плечо, но там все неплохо. Правый бок хуже. И еще есть на спине, ему полоснули шпагой и зашили, но это еще до Рокруа. Стычка с испанцами, будь они неладны…
Жанна кивнула.
– Что ты ему давал?
– Отвар из березовых почек, смешанный с вином.
– Норбер!
– Я знаю! – огрызнулся слуга, однако тут же повинился: – Простите, ваша милость. Я знаю, что так нельзя. Однако хозяин не любит всего этого. Он предпочитает не замечать.
Жанна, не отводившая взгляда от лица супруга, упрямого даже во сне, вздохнула.
– Тогда ему следует выспаться и не заметить, что с ним произошло то, чего он не любит. Верно, Норбер? Сейчас пойдешь