Нико-лав. Татьяна Богатова
площади, там, где сейчас Пенсионный фонд на первом этаже.
– Да ты что?! Вот это да! А родственников точно нету?
– Тётя Зоя сказала, что нет. Любовь Евсеевна была военным врачом, хирургом. Как и её муж. Только он давно умер и сын их тоже.
– Вот, а у сына дети остались?
– Нет, – покачала головой Алёнка, – он никогда женат не был.
– А он точно умер?
– Нина, да ты почему спрашиваешь?
– Кто знает, Алёнка, бывает всякое. Может бабка эта из ума выжила и не помнит, что сын где-нибудь далеко, например, на Север уехал.
– Нет, Нина, он у нас на кладбище похоронен, рядом с её мужем. Я сама Любовь Евсеевну как-то на могилки к ним отвозила.
– Как же ты возила?
– Такси вызывала. Правда Любовь Евсеевну с трудом с четвёртого этажа сволокла. Там же лифта нет.
– Ой, как же ты дотащила? Толстая она?
– Нет, наоборот, худая, сухонькая вся. Но и правда трудно было. Она на меня так навалилась, еле сползли с ней вниз. А подниматься почему-то легче было. Только старенькая она, конечно. После этой поездки настолько переутомилась, что уснула и проспала до следующего утра.
– Ну, судя по всему, она бабка крепкая, – заключила Нина. – Намаешься ты ещё с ней. Небось, капризная. Кормишь-то ты её чем?
– Да не то, чтобы, капризная, скорее, своеобразная. Она очень супы любит. И заставляет меня каждый день новый готовить. Но мне не трудно, опять же, сама поем. Не будешь ведь одну тарелку варить. Всё равно небольшую кастрюльку готовлю. К тому же, она тоже иногда тарелки по две, а то и по три съедает вечером.
– Ну, хоть сама поешь вволю, – вздохнула Нина. – А то ты на детсадовских харчах совсем прозрачная стала. Только колготно тебе, конечно, продукты покупать и все такое.
– Да лишь бы деньги давала. А деньги она даёт. Часто просит красной икры купить и конфеты с коньяком.
– Ох, Алёнка, – рассмеялась Нина, – на всю жизнь икры, да конфет наешься.
– Что ты? – удивилась Алёнка. – Я к этому не притрагиваюсь. Это же для Любовь Евсеевны. Мне и того, что я готовлю для неё, хватает. Супы, котлетки, пюре.
– А пенсия у неё хорошая?
– Да, тридцать тысяч, ветеранская.
– Тебе-то денег даёт?
– Даёт, конечно, на продукты, за квартиру заплатить. Врачам, которые к ней на дом приходят, она, правда, сама платит.
– Да я про тебя говорю, тебе даёт деньги? Купить-то тебе надо что-нибудь, одежду там, обувь.
– Так у меня теперь у самой деньги остаются. Я же на еду почти не трачу.
– Что там у тебя остаётся от восьми тысяч? На проезд, да чтоб голой не ходить.
– Не знаю, Нин, мне хватает. Я привыкла экономить.
– Простушка ты, Алёнка, – сострадательно покачала головой Нина. – А на смерть-то у бабки есть?
– На похороны? Да, есть, конечно. А ещё ремонтные, – улыбнулась Алёнка.
– Как это?
– Триста тысяч на ремонт, в отдельном от похоронных пакете. Любовь Евсеевна говорит, вот помру, так ты квартиру отремонтируй, окна пластик�