Нестор Махно. Виктор Ахинько
Вот их кровавая правда.
Семен Каретник шагал из угла в угол.
– Перестань маячить! – рявкнул на него Махно. – Что предлагаешь?
Алексей Марченко хитровато прижмурился.
– Как поступали в таких случаях запорожские казаки? Намазывали медом пятки!
– Не ехидничай, – осерчал Нестор. – А ты, Семен?
– Надо врезать им. Хоть пощечину. Иначе на душе деготь залипнет.
– Считаешь? Эй, Роздайбида!
– Я здесь, Нестор Иванович.
– Готовь тачанку. Кто там у нас под рукой? – он выскочил на крыльцо. – Фома, иди сюда!
Рябко подъехал на кауром жеребце, соскочил.
– Ты куда собрался?
– Сотню сбить в кучу. Прут же.
– Забыл, что ли? Мы приняли решение: днем не показываться на улице. Ты отступишь с отрядом, а хлопцам – петля. Поедешь со мной.
– Им навстречу?
– Да. И другим сотским предложи. Кто хочет. Там толпой делать нечего.
Во двор влетел гонец от Трояна.
– Нестор Иванович, Нестор Иванович, они уже рядом!
Все, кто был во дворе, кинулись к крыльцу и так пнули кота, что он яростно взвыл.
– Говори толком, – потребовал Махно.
Гонец доложил:
– Начальник станции нам звонил, хотя вы и запретили ему. Сказал: каратели остановились, выгрузились, валят сюда.
– Где они?
– Посреди пути.
Нестор холодно, вприщур поглядел на всех, кто был около, и они ощутили надежную силу. Каждый день ждали этого часа, но все равно поджилки дрожат.
– Делаем так, – начал Махно, обращаясь к гонцу. – Передай Трояну: отключить все телефоны. Понял? Скачи! Каретник и Марченко остаются здесь. Остальные за мной!
Никто ни словом не возразил. На трех тачанках (две были реквизированы в австрийском штабе) и с десятком верховых они отправились навстречу неприятелю. Нестор не мог бы объяснить, зачем это затеял. Сказанное Каретником: «Надо врезать им. Хоть пощечину» – лишь подогрело чувства, с которыми Махно возвращался с телефонной станции. Возмущение коварством оккупантов, порыв Тины, поцелуй взвинтили его и привели в то состояние, когда он знал, что принимает единственно правильное решение, и никаких сомнений на этот счет уже не испытывал.
Железная дорога из Полог в Гуляй-Поле терялась в холмах, и где остановились эшелоны или эшелон, никто не ведал. «Посреди пути». Где она, та середина? Взяв левее от дороги, что вела на станцию, отрядец с оглядкой продвигался по проселку.
Бабье лето тихо скончалось. Кое-где в низинках неярко желтели дубы или шелковицы. Накрапывал дождик. В скошенных полях не бьшо ни души. Но, поднявшись на кряж, повстанцы увидели тугую серую колонну, что молча грозно двигалась навстречу.
– Вот они, всемогущие и непобедимые! – с какой-то лихостью воскликнул Нестор. – Хай идут, иду-ут. Поближе, побли-иже!
– Может, хоть тачанки с пулеметами развернем? – обеспокоился Рябко.
– Давай, давай, – так же, почти весело согласился Махно, и это было странно землякам. Прет