Лесная невеста. Елизавета Дворецкая
Зимобор ловил себя на ощущении, что не хочет окончания этого путешествия, не хочет видеть дом, в котором больше нет отца. Он привык разъезжать по городкам и весям, когда с ближней дружиной, когда с Буяром или кем-то из нарочитых мужей, и всегда с удовольствием возвращался домой, зная, что отец с нетерпением ждет их, что у него готова и еда, и баня. Поневоле домоседствуя, князь Велебор держал в руках все обширное хозяйство и знал его лучше женщин. Его добродушие и заботливость придавали дому уют, который делает родовой очаг священным, объединяя и ныне живущие поколения, и ушедшие, и еще не родившиеся, как общий для всех остров в потоке времен. А теперь сам князь Велебор из живых перешел в «родители», как называют предков, с которыми виделись на земле.
Без него это будет совсем другой дом, не тот, где князь любил вечерами запросто посидеть на завалинке, ожидая возвращения детей и вырезая очередной посох. Посохи собственной работы, искусно изготовленные из можжевелового комля, с бородатой головой Велеса-батюшки, он раздавал всем смолянским старикам, но и дома по углам вечно стояло несколько незаконченных. Посохи остались, а хозяина нет, и никто их уже не доделает… Князь Велебор не сидит под окошком – он лежит в бане, неподвижный и безгласный, и никого уже не ждет домой, и даже их, любимых детей, не увидит, когда они придут попрощаться…
В глазах защипало, горло сдавила судорога. Осознание потери входило в сердце, как острый нож, от душевной боли перехватывало дыхание, и не верилось, что от этой боли нет лекарства, как нет больше отца. Та родимая изба, где князь Велебор сидит под окошком, теперь вознеслась в Правь и там будет стоять вечно, не ветшая, и солнце над ней никогда не зайдет…
Утром пристали передохнуть на опушке дубравы, поднимавшейся по склону пологой горы. Для княжны Избраны раскинули в тени орешника кошму; она сидела с невозмутимым и отсутствующим видом, а мысли ее были далеко.
Вот уже больше ста лет племенем днепровских кривичей-смолян правили князья из рода Твердичей, потомки князя Тверда, который, согласно преданию, привел смолян на берега Днепра. Теперь выбирать предстояло из двоих – наследником мог стать или Зимобор, или Буяр. И выбор предстоял нелегкий: Зимобор был старше, но род Буяра по матери был гораздо знатнее. Старшинство и знатность соединяла в себе Избрана – но она женщина!
А ведь родись Избрана мужчиной, лучшего князя нельзя было бы и выдумать. Девушка была умна, честолюбива, решительна, отважна и тверда духом. В шестнадцать лет княжну выдали замуж за одного из вятичских князей – князь Велебор пытался проложить с помощью этого союза пути на Юлгу[6], к богатейшим рынкам восточных стран. Но всего через год муж Избраны погиб в борьбе с соплеменниками, а юная вдова предпочла вернуться к собственным родичам. Как она уезжала с берегов Оки, охваченных войной, – то была отдельная песня…
Через семь лет юная вдова, как позволяет обычай, снова уравнялась в правах с девицами: с облегчением сбросив ненавистный синий платок, она,
Юлга, или Юл-река, то есть «река пути» – древнебулгарское название Волги. Обычно в обстановке Древней Руси Волгу называют ее хазарским именем Итиль, но, во-первых, булгары жили ближе к кривичам, чем хазары, а во-вторых, слово «Юлга» подозрительно похоже на нынешнее «Волга».