Осенняя сказка. Людмила Волынская
пропела Соня то ли в шутку, то ли всерьез. – Впрочем, тебе виднее. Всем нам тошно. Каждому по-своему. И у тебя, поверь, далеко не наихудший вариант тошноты. Счастье – птица завтрашнего дня. День сегодняшний она посещает крайне редко, да и не задерживается в нем почему-то. Чирикнет, разбередит душу и упорхнет. И ни поймать ее, ни в клетку посадить никому пока не удалось.
– Я не хуже тебя все понимаю, – с раздражением ответила Лидка. – Я его и не искала, счастья этого. Я и сейчас его не хочу. Я хочу просто жить. Без кур, без кроликов и без маман.
– И без денег, – с безмятежным спокойствием припечатала Соня. Нечем было Лидке крыть эту карту, потому и промолчала.
Коротко кивнув, Соня вздохнула.
– Наша песня хороша, начинай сначала. И сколько бы ты ее ни начинала, вся твоя песенка будет сводиться к деньгам. На дудке играют те, у кого деньги есть. А те, у кого их нет, под эту дудку и поют, и пляшут. А плясать под чужую дудку всегда тошно, кто бы тебе на ней не играл. Все мы это понимаем, но изменить ничего не можем.
– Ты, кажется, согласилась. Зачем ты опять завелась? – недовольно поморщилась Лидка.
– А затем, что одна ты в любом случае жить не будешь, – Соня налегла грудью на стол и вся подалась к Лидке. – И еще неизвестно, что тебе этот Акакий Акакиевич на своей дудке сыграет.
– Кто? – Лидка удивленно уставилась на подругу.
– Это я так, – улыбнулась Соня. – Аркадий Аркадиевич Нестеров, шестидесяти лет отроду. Холост и, насколько мне известно, таковым всегда и был. Но двухкомнатная квартирка у него все же имеется, и довольно приличная, заметь, квартирка. То история отдельная, родственники помогли.
– Еще неизвестно, согласится ли он, – с сомнением вставила Лидка.
– Смотря, каким боком подмазаться, – махнув рукой, перебила ее Соня. – Впрочем, будешь вести себя правильно, в дурах не останешься. Мужик, он и в шестьдесят – не баба. Захочется ему своим шестидесятником возле твоего тридцатника погреться, может, еще и под твою дудку спляшет.
– Да он мне в отцы годится, – с негодованием ответила Лидка.
– Ладно, давай-ка мы с тобой сегодня поднатужимся да поднажмем, – игнорируя возмущение подруги, сказала Соня. – Заеду я к нему вечерком. Потом тебе домой позвоню.
– И как я с тобой разговаривать буду?
– Как Штирлиц. Говорить буду я, а ты молчи да на ус мотай.
Так же молча и усердно они трудились вторую половину дня. Да и расстались, как обычно. Домой ей возвращаться не хотелось. Всем своим естеством ощущая, как ее подхватила невидимая волна, она была не в силах ей опираться, к какому бы берегу ее ни прибило. Все зависело сейчас от одного единственного незнакомого ей человека. А может быть, от Бога.
Пытаясь справиться с нарастающим напряжением, весь вечер Лидка хваталась то за одно, то за другое. Вдобавок ко всему Иван вернулся с работы вовремя. Но Лидка особой радости не проявила. Оба чувствовали себя скованно и неуютно. Ели они молча, не отрываясь от экрана телевизора. Лидке