Любовь воительницы. Бертрис Смолл
неподвижно – словно была высечена из камня – и, казалось, даже не дышала.
Принц с удивлением покачал головой. Галл страдал просто ужасно, однако девочка не проявляла ни малейших признаков сострадания или хотя бы отвращения. В чреве женщины, которой однажды станет этот ребенок, мужчина сможет зачать сильных сыновей. Но признает ли эта женщина своего мужа господином? Хотя… Если взять ее в жены достаточно рано и самому заняться воспитанием, это будет возможно. И Оденат понял, что готов рискнуть. Более того, он вдруг почувствовал, что его необъяснимым образом тянет к Зенобии. Да-да, он рискнет, но, конечно же, не станет давать Забааю бен-Селиму слишком уж большого преимущества.
Снова взглянув на собеседника, принц пожал плечами и проговорил:
– Что ж, кузен мой, я об этом подумаю. Полагаю, что такой брак вполне возможен. Не отдавай ее никому. И давай вернемся к этому разговору, когда она повзрослеет. Если, конечно, к тому времени мое сердце не будет занято.
Забаай широко улыбнулся и кивнул.
– Хорошо, договорились, господин мой принц и двоюродный брат.
Его ни на мгновение не обмануло деланое безразличие Одената. Он уже заметил, как вспыхнули карие глаза юноши, когда тот внимательно посмотрел на Зенобию. Немного помолчав, Забаай спросил:
– Ты попрощаешься с моей дочерью, принц? Ведь мы вернемся в город лишь поздней весной. А сейчас… Как только все преступники умрут, мы отправимся в пустыню – как и собирались.
Оденат кивнул и, пожелав Забааю бен-Селиму благополучных странствий, пошел туда, где на песке сидела Зенобия. Усевшись рядом с ней, принц взял в ладонь ее маленькую ручку – она оказалась совсем холодной, и Оденату захотелось согреть ее, подольше подержав в своей.
– Римлянин умирает хорошо, – внезапно сказала девочка: – Но еще слишком рано: в конце он будет криком взывать о милосердии.
– А для тебя так важно, чтобы он молил о милосердии?
– Да, очень, – не глядя на принца, отозвалась Зенобия, и Оденат понял, что она готова уйти в свои мысли. Было очевидно, что эта малышка умела ненавидеть.
Немного помолчав, Оденат тихо сказал:
– Я хочу попрощаться с тобой, Зенобия.
Тут девочка подняла на него глаза и подумала: «До чего же он красив! Жаль только, что поддался с такой легкостью римлянам! Да, очень жаль, что он такой слабовольный…»
– Прощай, господин мой принц, – холодно отозвалась она и снова отвернулась, погрузившись в созерцание умирающего.
– До свидания, Зенобия. – Оденат легонько коснулся ее мягких темных волос, но она этого даже не заметила, и тогда он поднялся и ушел.
Солнце опускалось все ниже, окрашивая белые мраморные башни и портики Пальмиры в золотое и алое, но Зенобия ничего этого не замечала. На песке то тут, то там вспыхивали бивачные костры, а девочка по-прежнему сидела, молча глядя на убийцу матери. Бедави вокруг занимались своими обычными вечерними делами – они прекрасно все понимали и терпеливо ждали, когда малышка