А я еду за туманом…. Андрей Евгеньевич Пономарчук
думаешь, надо быть прилежно-уставным, тупым и исполнительным, и тогда всё само собой сложится? – он, слегка подавшись вперёд, опять пристально уставился на меня с лёгким прищуром и, не дождавшись ответа, скрутив огромную волосатую фигу, тихо по слогам прорычал. – НИ- ХРЕ-НА.
– Всё крутится и вертится на знакомствах и отношениях. И никто из начальства тебя близко не подпустит с твоими дурацкими мыслишками и рацпредложениями, хоть ты сотрись до костей на своей службе. – он искал в моих глазах правильный отклик… и, похоже, не нашёл. – Не понимаешь?!.
– А вот другое дело – когда после тяжёлой службы ты вместе с командиром «песняка задавишь» по случаю «дня части», ну или… звание кому отметить… Вот там и покажи себя, что и служить, и отдыхать умеешь… Там и по душам поговорить без дистанции можно… со своими рацпредложениями. Командир – он ведь тоже мужик, и мужик крепкий, видит, кто чего стоит. А спирт язык-то развязывает и показывает, у кого какое нутро. Сильный – уважение тебе, а если слюни, да сопли, да гниль всякая полезла – то ты потом хоть заслужись, а ходу тебе не будет. Поднимут рюмки за наших «павших», и что ты скажешь тогда? – он поворочался, усаживаясь поудобнее на ящике, посмотрел на меня и, изображая дебильное лицо, судя по всему, копируя меня, ехидным тонким голосом добавил. – «А я не пьюююю».
– Пока стержень в себе не нащупаешь – права не имеешь подчиненных на смерть посылать! Ты понял? – назидательно прорычал он, повысив голос.
Я стоял и улыбался, внимая голимую суть, соль, так сказать, служебного механизма, вынесенную старым служакой невысокого звания через долгие непростые годы службы, и, конечно, в силу молодости и необстрелянности, не воспринимал сказанное всерьёз.
– Учись пить, лейтенант. – рыкнул Семёныч и опрокинул в свою лужёную глотку содержимое предложенной мне ранее кружки. Затем, хмурясь, уставился в потолок, надолго задумавшись о чём-то тревожном и важном, абсолютно потеряв ко мне интерес, закатил глаза и молча съехал на пол между бочками.
Меня подкупала искренность его посыла и очевидное желание донести свою выстраданную правду до ещё незапятнанных лейтенантских мозгов, и было жаль, что я попал на склад лишь к финалу философских бесед.
По прошествии лет, наделав массу ошибок, обломав все имевшиеся в запасе копья о ветряные мельницы армейского абсурда тех злополучных лет, я с улыбкой и теплотой вспоминаю складскую инициацию, устроенную Семёнычем, и по-настоящему жалею, что мало общался с ним.
СЕРЁГА
В отсутствие нормального обеспечения, тем не менее, с самого батальона никто не снимал обязанности хоть как-то обеспечивать вертолётный полк, и «комбат» крутился, по выражению Семёныча, как «пёс в рукомойнике». На нём «висели» и склады, и автопарки, и казармы, и столовые, и свинарники, и бани, и …кочегарки. Ну, как же без кочегарок с вечно чумазыми «гномами» в суровые Магдагачинские минус тридцать пять, сорок по Цельсию? Трубы постоянно