Аномалия. Валерий Вячеславович Бодров
а внутри он совсем не подходит под свой внешний облик?» «А ты считаешь, что продавец из овощной лавки должен ходить везде в костюме морковки!?» – Амалия хохотнула, и случайно икнув, вслед своему смешку. Оглянулась, не услышал ли кто: «Смотри, какое я стихотворение у Бродского нашла», – и повернула яркое окно монитора.
Вера, обескураженная последней фразой подруги, посмотрела на экран не в силах сопоставить два противоположных берега Амалию и Бродского. «По высшней идее она даже имени его знать не должна, а тут второй раз за день вспоминает, и целое стихотворение она, видите ли, нашла!» – подумала Вера. «Где? Где стихотворение?»
На экране красовалась в разных фотографических позах губная помада с выдвинутым чуть скошенным носиком. «Вот видишь, – шутливо съязвила Амалия, – как ты легко поддаёшься внушению».
У Веры даже немного отлегло от сердца. «Всё-таки если бы Амалия увлеклась поэзией, это было бы что-то из ряда вон выходящее. Она бы уже не была прежней Амалией – красоткой, погрязшей в своём фигуристом теле, как в писаной торбе», – подумала Вера и улыбнулась глупой шутке подруги. «Нет, я говорю о том, когда человек снаружи беспристрастен и интеллигентен, а по ночам, например, режет прохожих по подворотням, как Джек-Потрошитель». Амалия отвернула монитор обратно к себе и зависла, обдумывая услышанное. «Ну, не знаю, – ответила она с показным раздражением, – тут размышлять нужно, факты сопоставлять, делать выводы, а я думать не умею и не люблю. Мне бы мужика с деньгами. Я бы ему детей нарожала, и не ходила бы больше на эту вшивую работу! Вот и всё! Всё моё жизненное кредо!»
Остаток дня за своим рабочим столом Вера провела в совершенно бесцветном настроении. Ничто не радовало её, ни колючие шутки Амалии по поводу идиотизма сослуживцев, ни законная чашечка кофе, щедро предоставленная начальством в бесплатном автомате. Даже мысль о конце рабочего дня, неожиданно постигшая её с приходом молчаливой уборщицы, безрадостно натиравшей линолеум современной шваброй сдобренной терпким запахом чайного дерева, не принесла обычного ощущения конца рабочего дня. Только утренний полустёршийся сон ещё кружил где-то в синапсах сознания раздосадованного от внезапного и случайного открытия. Никак она не могла постичь своим женским умом, почему столь солидный мужчина, её начальник, которого она слушалась и уважительно побаивалась, занимается таким беспутным делом.
Домой ехала в набитой угрюмыми пассажирами маршрутке.
На дворе была уже поздняя осень, почти зима. Люди, завёрнутые в шуршащие электричеством пуховики и чуть влажные от первого снега куртки, заняли собой всё пространство между сиденьями автобуса и терпеливо покачивались в такт скользкой дороге, свешиваясь с верхних поручней над вросшими в эти сиденья пассажирами. Автобус удушливо парил внутри. Пахло залежалой собачьей шестью, размокшей пропитанной потом и краской кожей и, видимо принесённым на обуви свежим птичьим помётом. Эти запахи словно въедались