Ветвь Долгорукого. Николай Ильинский
Абу-Муаз?! – стал роптать Олекса. – Он же так со мной простился… Ну, как отец с родным сыном…
– Сын – хорошо, а деньги – лучше, – сказал Иларион, – так вот… Что делать теперь будешь?
– Еще не знаю, отец Иларион…
– Иди к нам послушником, а после схиму примешь, – предложил Иларион и спохватился: – Но только по велению сердца, к Богу без сердца идти нельзя, не примет…
– Батя, когда был живой, царство ему небесное, – перекрестился Олекса, – мне всегда говорил: утро вечера мудренее… А нынче я хоть всласть посплю… У-у, как противно было спать в подвале, хуже, чем в сырой яме…
– Ну, спи, спи… Слава богу, что хоть живой остался.
Иларион поправил подушку на топчане Олексы и в расстроенном состоянии, шмыгая носом, вышел из кельи, тихо прикрыв за собой дверь.
Глава 7
Проснулся Олекса рано, невысокое окошко в келье только-только начинало светлеть. То ли он выспался хорошо, то ли по привычке, как в недавнем подвале. Он ощупал топчан, на котором лежал, постель, провел ладонью по стене и, к своей великой радости, убедился, что он не в мерзкой яме. Маленькая келья теперь казалась ему не менее прекрасной, чем роскошный дворец короля Амори. В голову безостановочно приходили новые и новые мысли, как волны накатываются на морской берег. Но главное, не было ответа на самый насущный вопрос: что дальше делать? Остаться послушником в монастыре? Не мог Олекса обмануть ни себя, ни тем более Бога: не готов он служить Господу как монах, хотя и носил имя великомученика Алексея, досконально знал его жизненный путь, однако идти по такому пути еще не мог, видать, не вышло время. И в шахматы играть зарекся еще там, в подвале. Поискать Десимуса, может, он что подскажет? И Олекса, зная, что Иларион сегодня не станет его рано будить – пусть, мол, отдохнет малец, встал с постели, тихонько оделся и покинул монастырь. «Простите, Иларион и ты, святая Ефросинья», – выходя из калитки, прошептал и трижды перекрестился он на купол церкви Пресвятой Богородицы.
Заря все сильнее и ярче рдела, заливая прозрачно-розовым потоком улицы и площади Иерусалима, Уставшие моргать ночь напролет звезды смыкали веки, прикрываясь светлым покровом наступающего дня. Прохладцей пробегал ветерок, ласково касаясь щек Олексы, когда он подошел к городу. Вспоминая недавний разговор с Иларионом, а также время, проведенное в сыром, вонючем подвале, так называемый выкуп, Олекса больше всего боялся попасть на глаза Абу-Муазу или даже знакомым шахматистам. Олекса помнил, что Десимус жил в казарме личной охраны короля. Туда он и направился. На пустом дворике перед казармой его остановил крестоносец в доспехах и с мечом за поясом.
– Куда прешься? – лениво, не глядя на Олексу, спросил охранник.
– Мне бы сюда… в казарму…
– Ха! Зачем?
– У меня здесь знакомый живет…
– У тебя?! Ха! Кто? Может, сам начальник охраны Огюст де Пуссе?
– Нет, начальника я не знаю…
– Не знаешь, так иди-ка ты отсюда, пока я тебя не взгрел, – зевнул военный, ему и зевать-то было