Генералиссимус Суворов. Николай Шахмагонов
военной энциклопедии.
В.С. Лопатин указывает на виновника этой неразберихи. Им стал граф Дмитрий Иванович Хвостов, женатый на родной племяннице Суворова княжне Аграфене Ивановне Горчаковой.
В книге Лопатина читаем:
«Александр Васильевич скончался на руках Хвостова и его жены, в их доме на Крюковом канале в Петербурге, вскоре по возвращении из похода, принесшего ему мировую славу».
Именно Хвостов положил начало разночтению, когда, заказывая памятную доске, велел поставить на ней 1729 год рождения. А ведь денщик Суворова Прохор Иванович Дубасов указал в записке 1730 год.
Ну а далее чехарда только нарастала. В.С. Лопатин отметил в книге:
«Ранние биографы Суворова безоговорочно стояли за 1730 год. Особенно важно свидетельство Фридриха Иоганна фон Антинга, единственного прижизненного биографа полководца. Александр Васильевич лично просмотрел его рукопись. Она была напечатана в 1795 году в Германии на немецком языке. Во время блестящей суворовской кампании 1799 года стали появляться переводы на другие европейские языки. Отметим, что русские переводы были напечатаны после смерти полководца.
В 1808 году в Петербурге вышло «российское сочинение» – «Дух великого Суворова», – указывает далее В.С. Лопатин. – Автор укрылся под инициалами «В. С.». Скорее всего, им был Василий Степанович Кряжев, известный издатель, переводчик, педагог. Среди самых близких друзей Кряжева находился Сергей Сергеевич Кушников, герой последних походов Суворова, взятый им в старшие адъютанты. Годом рождения генералиссимуса в этом жизнеописании назван 1730-й. Эту дату повторил и Егор Борисович Фукс, правивший канцелярией Суворова во время Итальянского и Швейцарского походов, а в 1811 году выпустивший биографию полководца».
Время правления императора, известного нам под именем Александра I, не отличалось высоким патриотизмом властей. Да, на поле боя русские солдаты, офицеры и генералы совершали великие подвиги во имя Отечества, но император старался гасить свет этих подвигов.
Известный русский военный историк Антон Антонович Керсновский с сожалением отмечал: «Могучий и яркий патриотический подъём незабвенной эпохи Двенадцатого года был угашен императором Александром, ставшим проявлять какую-то странную неприязнь ко всему национальному русскому. Он как-то особенно не любил воспоминаний об Отечественной войне – самом ярком Русском национальном торжестве и самой блестящей странице своего царствования. За все многочисленные свои путешествия он ни разу не посетил полей сражений 1812 года и не выносил, чтобы в его присутствии говорили об этих сражениях. Наоборот, подвиги заграничного похода, в котором он играл главную роль, были оценены им в полной мере (в списке боевых отличий Русской армии Бриенн и Ла Ротьер значатся, например, 8 раз, тогда как Бородино, Смоленск и Красный не упоминаются ни разу)».
В 1814 году автор многотомной «Истории наполеоновских войн» генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский записал в своём дневнике:
«Непостижимо для