Предводитель волков. Вампир (сборник). Александр Дюма
здесь не пробегала лань; побежав же туда, она не могла не перепрыгнуть через изгородь, а значит, ты не мог ее не видеть.
– Простите, ваша светлость, но, как говорит наш кюре, непогрешим только папа, а господин Маркассино вполне может ошибиться.
– Маркассино никогда не ошибается, запомни это, бездарь! И доказательство тому вот: я вижу, где животное било копытом.
– Но все-таки, ваша светлость, уверяю вас, клянусь… – говорил Тибо, с волнением наблюдая, как черные брови барона превращаются в одну линию.
– Мировая, и иди сюда, бездельник! – закричал барон Жан.
Какое-то мгновение Тибо колебался; но выражение лица охотника становилось все более угрожающим. Он понял, что неповиновение ни к чему хорошему не приведет, и, надеясь, что обер-егермейстер желает попросить его о какой-то услуге, решился покинуть убежище.
Беда настигла Тибо, когда он не сделал и четырех шагов из-под защищавшей его крыши. Лошадь сеньора де Веза, не сдерживаемая ни удилами, ни шпорами, сделала громадный прыжок и оказалась прямо возле него. И в этот же миг он получил сильнейший удар рукояткой хлыста по голове.
Башмачник, оглушенный ударом, зашатался, потерял равновесие и вот-вот упал бы на землю, но барон Жан, высвободив ногу из стремени, нанес ему сильный удар в грудь, от которого Тибо не только выпрямился, но и, развернувшись в противоположную сторону, рухнул навзничь у дверей хижины.
– Получай, – говорил барон, нанося ему удар сначала рукояткой хлыста, а затем ногой. – Получай: это за ложь, а это за насмешки!
И ничуть не беспокоясь о неподвижно лежащем башмачнике, сеньор Жан, заметив, что свора отозвалась на лай Макассино, весело зазвонил собакам и неспешно удалился на своем коне.
Тибо поднялся весь избитый и ощупал голову, чтобы убедиться, что переломов нет.
– Ну-ка, ну-ка, – говорил он, тихонько шевеля руками и ногами, – хорошо, что ничего не сломано – ни вверху, ни внизу. Так вот как вы, господин барон, обращаетесь с людьми только из-за того, что взяли в супруги незаконнорожденную дочь принца! Хорошо-хорошо, великий обер-егермейстер, великий ловчий! Кем бы вы ни были, но вам не доведется съесть лань, на которую вы охотитесь, – она достанется этому бездельнику, бездари, этому шутнику Тибо. Да, я уверен в том, что съем ее! – воскликнул башмачник, все более утверждаясь в своем отважном решении. – Не будь я мужчиной, если не сдержу слова!
Сунув за пояс кривой нож и прихватив рогатину, Тибо прислушался к лаю, сориентировался и, превратившись в тетиву лука, дугу которого составляли лань и свора собак, помчался вперед со скоростью, на которую только способны человеческие ноги.
У Тибо был выбор: устроить засаду и убить лань рогатиной или дождаться момента, когда ее затравят собаки, и завладеть ею.
Желание отомстить барону за жестокость занимало бегущего Тибо куда меньше, чем мысли о деликатесах, которые почти целый месяц он сможет готовить из лопаток, спинки и окорока лани: он их хорошо промаринует и поджарит на вертеле или нарежет ломтиками и приготовит в печи.
В конечном итоге эти две мысли – месть и лакомство – так перемешались у него в голове, что