Компромисс. Елена Каштанова
что ли курсе. И зверь Выхохуль, которого предстояло победить герою, тоже был создан моим воображением и тоже давно. И вот теперь новую историю я читал с совершенно таким же ощущением – я бы сам так написал, если бы писал художественные тексты, а не публицистику. По мере дальнейшего чтения частица "бы" стала как-то растворяться. Мне уже стало казаться, что это я и написал, а теперь вот сижу, перечитываю, блох выискиваю. Я даже заподозрил у себя диссоциативное расстройство идентичности – что, если во мне где-то сидит личность, которая эти тексты втихаря пишет и публикует, после чего засыпает и передает права на мое тело моей основной личности? Да, и сам понимаю, что бред. Да, и самому смешно. Но ничем другим объяснить столько совпадений я не мог.
Положение стало еще серьезнее, когда я более внимательно прочитал про дом. Еще при первом чтении я поймал себя на том, что очень живо представляю себе его. Палисадник, огороженный невысоким голубым штакетником, на зубьях которого висят старые детские игрушки, а по периметру палисадника выставлены ярко раскрашенные отслужившие свой век башмаки, в которых растут цветы. Я даже откуда-то знал, что это были астры, хотя в тексте об этом не говорилось. И я вдруг вспомнил этот дом! Когда я был мальчишкой, еще живы были деревянные дома в некоторых районах города. Сейчас их уже снесли, но тогда я жил рядом с таким районом, и мы часто бегали туда гулять, потому что там было интересно и еще потому, что часть пацанов из нашей компании жила именно там. Мы иногда тырили с забора игрушки – просто по приколу, а не потому, что нам их не хватало. Но хозяева как будто не обижались и вешали на их место другие. А парни постарше срывали астры для букетов понравившимся девчонкам. Вместо сорванных вырастали новые. И еще рядом с этим домом были вкопаны в землю несколько колес, тоже раскрашенных веселенькими красками, и на этих колесах можно было сидеть и трепаться. Не всегда, правда, они доставались нам, часто на них сидели девчонки или старшие ребята, или даже тетеньки и дяденьки грызли семечки. В общем, такая ничейная лавочка. Теперь я понимаю, что хозяевам этого дома было, скорее всего, жалко выкидывать ненужные вещи, и они создавали для этих вещей вторую жизнь, заодно радуя своих соседей и случайных прохожих. Хозяев я не помню. А вот сам дом вспомнил.
Вспомнил, и чуть было и вправду не побежал к психиатру – выяснять, когда я мог это написать. К счастью, вовремя явилась спасительная мысль, даже две. Первая: если бы я был болен, мне бы не выдали автомобильные права, там проверяется учет в психдиспансере, я точно помню. И вторая: автор тоже когда-то видел этот дом. Это же так просто! Может быть, он даже здесь жил, чем черт не шутит? Может быть, я даже его знаю или знал когда-то. Я еле дождался вечера, чтобы совершенно непринужденно и как бы между делом задать Ире соответствующие вопросы.
– Его зовут Макс, он из Москвы, – ответила она. – Большего сказать не могу, он в реале принципиально ни с кем не общается, это у него две разные жизни, и он их не смешивает. У него ведь фанаты довольно часто