Мотив Х. Стефан Анхем
назад. Только на этот раз его собственная дочь лежала в детском, непривычно коротком гробу под венками из живых цветов.
Но чувство вины было таким же сильным, как и в тот раз.
Его вины.
Рядом с ним плакала Соня, а с другой стороны было слышно, как Теодор пытался сдерживать рыдания. Сам он ничего не чувствовал. Казалось, что он израсходовал все эмоции в постоянно сменявших друг друга переходах от надежды к отчаянию, в которых пребывали они с Соней последние четыре недели, дежуря в больнице у дочери.
Его дочь была убита прямо у него на глазах, а все, что он чувствовал сейчас, – стресс от того, что ни чувств, ни эмоций внутри не осталось. Он не слышал слова священника. Они словно кружились вокруг него и сливались воедино, несмотря на микрофон и динамики.
– Ты же знаешь, что это твоя вина?
Голос был таким тихим, что было непонятно, откуда он послышался. Он повернулся к Теодору.
– Извини, что ты сказал?
– У тебя со слухом плохо? Я сказал, что это твоя вина! – Теодор заговорил так громко, что священник умолк.
– Теодор, не сейчас, – выдавил он из себя. – Мы поговорим об этом позже.
– Почему это? – спросила уже Соня, и теперь все собравшиеся слушали их разговор. – Уже слишком поздно. Ты вообще ничего не понял? Нашей дочери больше нет.
Она разрыдалась.
– Соня, пожалуйста… – Фабиан обнял жену, но она убрала от себя его руки.
– Тео прав. В этом только ты виноват!
– Именно! Так что даже не пытайся оправдаться, – послышался еще один голос за его спиной.
Он обернулся и увидел, что это была его начальница, Астрид Тувессон, сидевшая вместе с коллегами – Ингваром Муландером, Утесом и Ирен Лильей. Он хотел было сказать, что ей не стоит вмешиваться в их дела, но его прервали звуки органа, который начал играть следующий псалом, после чего все собравшиеся встали и начали петь.
Сам он был не в силах встать и остался сидеть, блуждая взглядом по всем окружавшим его людям. Пели все, кроме Муландера. Он лишь шевелил губами. Казалось, он что-то говорил. Может, он пытался что-то сказать ему?
Фабиан показал на себя. Муландер кивнул, наклонился и прошептал прямо ему в ухо:
– Перестань.
– Что перестать? – переспросил Фабиан.
– Перестань пытаться кому-то что-то доказать. Ты никогда не сможешь этого сделать. – Муландер высунул язык и изобразил повешенного, а потом рассмеялся. Его смех заглушил микрофон священника.
Фабиан все глубже погружался в состояние тревоги. Какое-то назойливое пиканье заставило его наконец открыть глаза и осознать, что он находится не в церкви, а в больнице, в палате, в которой они с Соней по очереди дежурили последний месяц. Единственным, что он не узнавал, была грязно-белая штора, которая загораживала от него кровать Матильды.
С той стороны послышались голоса, и он поднялся с кресла, отодвинул штору, и увидел, как одна из трех медсестер нажимает на кнопки пищащего измерительного прибора. Две другие медсестры стояли рядом с кроватью, контролируя