Мамочки мои… или Больничный Декамерон. Юлия Лешко
на мятежную цыганку, она плавной походкой подошла к мужику и вперила в него сверкающие глазищи:
– А ты чего стоишь, голову свесил? Мужик ты или пустое место? Где твое слово? Твоего внука сейчас жизнь решают – убивать или не убивать. Или тоже, как твоя благоверная, внука на свиней меняешь? И внука у тебя не будет, и дочь потеряешь. Она ведь не простит.
Лена все же не выдержала этой сцены, встала и вышла за дверь, закрыв лицо ладошкой. За ней ушла Света, сверившись взглядом с Верой Михайловной. А две беременные женщины остались стоять, в упор глядя на Ленину мать.
Та, пристыженная, но не сдавшаяся, стояла с гордо поднятой головой и не хотела признавать поражения:
– Коля, поехали. Пусть своим умом живет. У нее тут, кроме нас, советчиков полно. Все. На выход!
И только тогда доселе бессловесный Коля подал голос, чуть охрипший после долгого молчания:
– Что надо подписать, доктор? Я разрешаю… Делайте, что надо. Сохраняйте. Пусть рожает Ленка. Не слушайте вы мать, поможем… И мать… она тоже поможет.
Губы задрожали у вышеназванной матери, полезла в сумку, ничего подходящего там не нашла, махнула рукой, выскочила за дверь…
– Ой! – Шустова положила руку на живот и улыбнулась. – Толкнулся! Радуется, наверное…
– И он позвонил, Костя этот? – уютно закутавшись в одеяло, спросила Оля Захарова. Ей не терпелось услышать хеппи-энд.
Варя нажала кнопку на мобильнике: было уже почти семь часов вечера…
– Нет, но его телефоном воспользовался тот, кто надо.
– Как это? – спросила Лазарева, очищающая мандаринку.
Варя улыбнулась:
– А вот так…
В телецентре Дворца спорта за пультом видеомонтажа сидел, не сводя глаз с монитора, рыжеволосый Алексеев. Вот уже несколько раз он гонял взад-вперед запись, на которой две красивые девушки в форме стюардесс размахивали флажками и кричали вместе с толпой, заполнившей трибуны стадиона. Вернее, гонял запись его коллега Дима, а Алексеев с довольно озадаченным видом всматривался в изображение.
– А ну-ка, возьми чуть крупнее, – попросил он. Дима укрупнил картинку.
– Что, знакомый кто-то? – спросил он.
– Варька… – не то товарищу, не то себе объяснил Алексеев и снова уставился в экран.
– Которая из них? Блондинка, да?… Что они, стюардессы, что ли? – уточнил Дима.
Телевизионная картинка получилась очень эффектная, почти рекламная: красивая девушка-блондинка открыто выражает свои эмоции, волосы растрепались, глаза блестят… Алексеев перебил коллегу:
– Димон, какой это сектор?
Поворот верньера – и вот он, номер сектора на мониторе.
– Ага, – удовлетворенно произнес Алексеев, глядя, как в замедленном темпе Варя машет рукой – явно кому-то на площадке, – а отследи-ка, кому это она машет.
Увлеченный телевизионным расследованием Дима старательно отследил: вот, Варя машет центровому.
– Мастерски! – хлопнул Диму по плечу Алексеев.
…Ровно