Самоволка. Сергей Лукьяненко
шатаясь, безлюдную улицу, каким-то чудом не валясь с ног. Поднялся на крыльцо, споткнувшись о велосипед, толкнул всем телом дверь, ввалился в комнату.
Упал на колени, разразился плачем, от которого тело разрывалось пополам. Сквозь слезы он смутно видел лицо матери.
– Ну, тише, тише, – сказала мама. – Пришел – хорошо. Пойду отца позову, он тебя ищет.
– Мама… мама… – захлебывался Степан. – Борька в яме… в колодце… нужно ехать… я звал, он молчит…
– Успокойся, куда ехать? Зачем ехать?
– Борька в колодец упал… он там лежит…
– Что ты несешь, какой колодец? Борька дома давно, в комнате сидит.
Слезы просохли.
– Дома?!
И тут же понял – он же едва ноги не поломал о второй велосипед на крыльце. Откуда он взялся?
Степка поднялся, хотя ноги едва держали. Прошел в другую комнату, боясь, что его просто утешают для вида.
Борька сидел на кровати, ел булку, запивал молоком. Увидев брата, отставил кружку, посмотрел на него круглыми темными глазами, в которых было нечто такое, что Степан сам испугался.
Эти глаза были страшнее, чем тот колодец.
Надо было что-то сказать, но Степан не мог. Сердце стучало, как паровой молот, пульс колотил в виски, а горло драла наждачка.
Он просто стоял и смотрел.
И Борька тоже смотрел. Тоже молча. И почему-то было ясно – бесполезно спрашивать. Он ничего не скажет.
И действительно, не сказал ни слова.
Степан вздрогнул всем телом – и проснулся.
Сердце его колотилось – не во сне, а наяву. Почти так же, как и тогда, без малого четверть века назад.
К чему, интересно, его навестило это далекое детское воспоминание? Да еще так ярко, в подробностях, в чувствах…
За окном колыхался серый рассвет, часы показывали шестой час. Закрыть бы глаза и еще поспать, но Степану было как-то не по себе.
Он поднялся, стараясь не разбудить Люду, вышел на кухню и сделал то, что позволял себе не очень часто, – закурил, приоткрыв форточку и впустив облачко морозного воздуха.
Окна выходили на небольшой городской пруд, ныне покрытый льдом. Днем здесь частенько катались на коньках, летом даже ловили какую-то мелкую рыбешку. На покатом берегу умещалась крошечная березовая роща.
Степану эта картина всегда напоминала другую – ту, что почти полтысячелетия назад написал художник Питер Брейгель. Называлась она «Охотники на снегу». Там тоже был склон берега, деревья, игры на льду…
Степан впервые увидел ее, когда еще учился в школе. Она сразу показалась ему зловещей. Он смотрел на темные фигуры охотников, пробирающихся через сугробы, и думал: что-то здесь не так. Какой-то особый замысел у этих людей. Неспроста они идут в деревню с оружием, но без добычи, пока прочие беззаботно играют и веселятся. А может, они что-то замышляют. Или же произошло нечто плохое – например, на охоте погиб их товарищ…
Позже он даже побывал в Венском музее и увидел картину вживую. И выслушал гида, говорящего о гармонии