Театр мистерий в Греции. Трагедия. Хорхе Анхель Ливрага
воровство или супружеская неверность. С другой стороны, как мы уже упоминали во вступлении, дух группы, рода или семьи естественным образом довлел над чувствами и желаниями отдельного человека. Пытаться судить о нравственных ценностях, пронизывающих трагедию, с помощью шаблонов и норм, взятых из христианства, иудаизма или ислама, – такая же ошибка, как судить об обычаях и верованиях, царящих в современных Риме, Иерусалиме или Каире, с позиции древнего эскимоса.
Согласно Аристотелю, трагическим является то, что посредством страха и сострадания очищает душу от тех или иных страстей. Но трагический ужас – не то мелочное и эгоистическое чувство, которое мы испытываем, сталкиваясь с физическим злом. А трагическое сострадание – это вовсе не то доброе, но обыденное чувство, которое вызывает в нас вид чужого страдания, когда мы им проникаемся.
Трагический ужас вызывается созерцанием того, как Космическая гармония, отраженная в нравственном законе, нарушается по вине одержимого страстями человека. Трагическое сострадание способны вызвать в нас только те персонажи, которые движимы благородной и великодушной идеей. Мы можем испытывать его только становясь свидетелями борьбы между человеческими страстями – похожими на демонов, вселившихся в душу, – и вечными Универсальными Законами, которые должны сдерживать, умерять нас. Или же мы можем испытывать сострадание, когда видим физическое страдание или уничтожение человека в момент триумфа его морального достоинства. Увы, аристотелевское описание дошло до нас через ряд копий, и, по мнению многих специалистов, в нем осталось мало от оригинала. Но, конечно, основные представления, изложенные выше, – это позвоночный столб «параферналий*» всех версий и всех переводчиков.
Дионис-Вакх
(из книги: A description of the collection of ancient marbles in the British Museum, I–XI, London, 1812—61)
Мы цитируем Аристотеля не потому, что он лучше всех описал трагедию. Просто нам приходится иметь дело с фрагментами, и самый большой из них принадлежит основателю Лицея. Это нисколько не умаляет его заслуг, но и не доказывает его исключительности. При том влиянии, какое трагедия оказала на греков, а потом и на римлян, можно думать, что тысячи интеллектуалов на протяжении почти тысячи лет обращали на нее свое внимание. Но сшитый из лохмотьев покров Средневековья пропустил сквозь свои прорехи слишком мало древнего света Классического мира, да и тот на протяжении долгого времени подвергался гонениям и искажениям. Если до нас и дошла значительная часть 37-томного труда Плиния Старшего «Естественная история», то лишь потому, что он скомпилировал произведения (порой фантастические) почти пятисот древних авторов. Книга Плиния, включившая рассказы путешественников, истории о гигантах, летающих конях, людях без лица, снискала расположение средневековых копиистов. Они, как и их читатели, приняли на веру всю эту мешанину порой сенсационных чудес и предали забвению, если не огню, тысячи трудов по философии, науке, литературе и религии.
Конечно же,