Заговорщик. Александр Прозоров
и Сварогу. Триглаву же из мерзлой земли не выкликать.
Поклонившись огню, земле и небу, запросив у них силу для доброго дела, Зверев принялся размешивать мазь пальцем, мысленно, как учил Лютобор, разматывая через него в состав серебряную нить из своего живота и мерно наговаривая: «На море-океане, на острове Буяне упыри волос-волосатик оживляли, на людей пущали. Вышел волос в колос, начал суставы ломати, жилы прожигати, кости просверляти, рабу Божью (имя матери) иссушати. А я тебя, волос-волосатик, заклинаю, словом крепким наставляю: иди ты, волос-волосатик, к острову Буяну, к Латырю камню, где живые люди не ходят, живые не бродят; сядь на свое место – к упырям лихим в кресло. Покорись моему приказу, заговору-наказу, нет тебе места ни в этом мире, ни в чужом, ни в зеркальном, ни в видимом, ни в невидимом, ни в живом, ни в мертвом, отныне, присно и во веки веков. Аминь».
– Ты здесь, княже? – постучался в ворота Пахом. Голос своего воспитателя Андрей не мог не узнать.
– Здесь, – кивнул Зверев. – Заходи, дядька, от тебя у меня секретов нет.
– Опять чародействуешь, Андрей Васильевич, – укоризненно покачал головой верный холоп. – Грех на душу берешь.
Рука его несколько раз поднималась, дабы сотворить крестное знамение – но делать это в коровнике Пахом почему-то не решался.
– Разве же это грех – от лихоманки православного человека излечить? – подмигнул ему князь. – рог милостив, такие грехи он нам простит. Ты принес, или сейчас побежишь?
– Да уж догадался, Андрей Васильевич, как хворь князя Друцкого разглядел, – вздохнул холоп и все-таки перекрестился. – Сразу за живой водой и пошел.
Он опустил у стены кожаный бурдюк.
Жидкость, хранившаяся в ней, была настоящей драгоценностью. Ведь для исцеления воду надобно брать из трех разных источников, зачерпывать после поста и молитвы с присказкой: «Царица речная, дай воды живой на леготу, на чистоту, на здоровье», – и более сим источником для лечения не пользоваться. Лютобор пояснял, что силу воды берегиня человеку лишь раз дает, дабы чистоту не потерять. Без силы – как себя самого потом убережешь? Вот и скупится. Может, это и правильно – да только где столько источников в поместье наберешь, коли хворые каждую неделю за помощью являются? У кого ребенок при смерти, у кого кормилец, у кого матушка. Разве откажешь? Вот и приходится набирать сразу, сколько сил снести хватит, а потом делить меж людьми чуть ли не по капельке.
– Давай. – Андрей поставил на пол крынку, закрыл горлышко скрещенными лезвиями ножей. Пахом, выдернув пробку бурдюка, пустил аккуратную струйку точно в перекрестье – сталь отпугивала бесов и нежить, коли те смогли забраться в сосуд. Для укрепления же целебной силы князь быстро нашептал завершающий наговор: – Матушка-вода, обмываешь берега, желты пески, бел-горюч камень. Унеси все хитки и притки, уроки и призоры, щипоты и ломоты, зобу и худобу, черный глаз, темное слово, худую думу. Унеси, матушка-вода, золотой струей в чисто поле, зимнее море, за топучие грязи, за зыбучие пески, за