Шумный балаган. Владимир Колычев
прошипел он. – Это моя бикса! Ты че потух, фраерок!
Костя ничего не сказал. Молча оттолкнул нахала плечом и сам запрыгнул на сцену. Купюру в бюст он заталкивать не стал. Сунул ее в протянутую руку. Певица забрала деньги, награждая его благодарным взглядом.
Она продолжала петь. И ее слова звучали как поощрение.
Зачем скупая жизнь нужна?
Ведь завтра может быть война...
Действительно, зачем скупая жизнь нужна? Кто знает, может, война начнется уже сегодня.
Глава 3
1
Вадик заскрипел зубами со злости, когда на сцену вышел бородач. Решил, что лабух сменит грудастую красотку. А он так не хотел, чтобы она исчезала. Эта секс-бомба уже добилась своего – взорвала его изнутри. И только она одна может собрать его по частям обратно.
– Екатерина Кравцовская! – с улыбкой до ушей провозгласил бородач.
Теперь Вадик знал, как зовут его зазнобу. Да он и без того бы узнал. Ведь не собирается же он сидеть сложа руки. Уже сегодня эта краля будет с ним. И чхать на ее крутых любовников. А без них вряд ли обойдется. Такие девочки бесхозными не бывают. А может, этот бородач – ее любовник? Вадик презрительно усмехнулся, глядя на лабуха. Дядька он вообще-то крепкий, но это на вид. Обычный мужик, внутри труха... Такого Вадик уделает на раз. А если на крутого деловара нарвется, обратку не включит. Если ему надо, он умеет идти до конца. А ему надо...
Катерина снова запела. Голос ее – как бальзам на душу. Вадик млел, как приласканная кошка, и одновременно содрогался, как пробудившийся вулкан.
Мой отец в Октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало.
И однажды холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я – институтка, я дочь камергера,
Я – черная моль, я летучая мышь!
Вино и мужчины – моя атмосфера,
Приют эмигрантов, свободный Париж!
На дочь камергера Катерина не тянула, но во всем остальном... Черная моль, летучая мышь. Сильно!
Красотка задержала на нем засвеченный лирикой взгляд, призывно улыбнулась. Теперь Вадик точно знал, что Катерина запала на него. Еще бы! Он так ловко засунул четвертной в щель ее бюста. Она должна была оценить его лихость. И она оценила.
А взгляд ее продолжал блуждать по залу.
Ведь я – проститутка, я фея из бара,
Я – черная моль, я летучая мышь!
Вино и мужчины – моя атмосфера...
Вадик заметил, как ее взгляд остановился на юнце, который так же вслед за ним подогрел ее четвертным. Ему она тоже улыбнулась. Точно, проститутка. Фея из бара. Бабки ей нужны, вино она любит и мужчин. Шалава! Бабки ей нужны?! Будут ей бабки!
Он сорвался с места, метнулся к эстраде. На этот раз он запихнул в лиф ее платья сторублевку. Она улыбнулась ему. Но это была какая-то отчужденная улыбка. Если не сказать, осуждающая. Деньги она любила, но ей не нравилось, каким макаром он их ей впаривает. Любой каприз! Вадик достал еще одну сотенную купюру и сунул певице в руку. И заслужил признательную улыбку. Душевную,