Зиска. Загадка злого духа. Мария Корелли
привычку коренных жителей присвоенных нами мест именовать «иностранцами». Иностранцы здесь – мы: но почему-то нам никак не удается это заметить. Мы снисходим до того, чтобы построить где-нибудь отель – и сразу начинаем считать эту местность своей. Мы удивляемся дерзости франкфуртцев, которые едут в Гамбург, когда там наш «сезон»: как они смеют путаться у нас под ногами? По правде сказать, они и сами поражаются собственной отваге и пробираются по Кургартену робко, точно боятся, что охрана схватит их и вышвырнет вон. То же происходит и в Египте: нас нередко шокирует то, что мы называем «дерзостью этих иностранцев», то есть местных жителей. Да они гордиться должны, что мы, с нашими слоновьими ногами, почтили их своим присутствием; должны с радостью взирать на столь прекрасное и благородное воплощение цивилизации, как тучный выскочка с выпирающим брюхом и его семейство – выводок неуклюжих юнцов и долговязых девиц с лошадиными зубами; должны быть счастливы, видя английскую «мамочку», вечно юную, в невинных кудряшках, чьи морщины каждый год «разглаживает» в Париже искусный массажист. Сын Пустыни, говорим мы, должен от счастья умирать при виде такой красоты – и, разумеется, не требовать такой огромный бакшиш! Напрасно мы вообще столько ему платим: слуга он недурной, спору нет, но как человек, как брат наш – тьфу, да и только! Пусть Египет – его страна, пусть он любит его так же, как мы любим Англию, – наши чувства важнее, и не может быть никакой связующей человеческой симпатии между Слоновьими Ногами и загорелой на солнце Наготой.
По крайней мере, так рассуждал сэр Четвинд-Лайл, тучный джентльмен грубого сложения и еще более грубой физиономии, развалившийся в глубоком кресле посреди просторного холла или «комнаты отдыха» в отеле «Джезире-Палас»: вместе с еще двумя или тремя англичанами, с которыми сдружился за время пребывания в Каире, он наслаждался послеобеденной сигарой.
Свои мнения сэр Четвинд привык высказывать не обинуясь, так, чтобы слышали все вокруг, – и имел на это некоторое право, ибо являлся редактором и издателем крупной лондонской газеты. Рыцарское звание[7] он получил совсем недавно, как это ему удалось – никто толком не знал. Прежде он был известен на Флит-стрит[8] под непочтительным прозвищем Сальный Четвинд: трудно сказать, имелся ли в виду избыток жира на его обширных телесах, вечно сальные волосы, приторные манеры или, быть может, все вместе. С собой в Каир Четвинд привез жену и двух дочек: собственно говоря, для того он и остался здесь на зиму, чтобы выдать кровиночек замуж. И в самом деле, пора было, давно пора: девы-розы уже увядали, нежные лепестки их начинали откровенно сморщиваться. Сэр Четвинд много слышал о Каире и понял главное – что там обращение между мужчинами и девицами отмечено простотой и свободой нравов: вместе ездят на экскурсии к Пирамидам, вместе катаются под луной по пустыне на осликах, вместе плавают на лодках по вечернему Нилу; короче говоря, возможностей выйти замуж в «котлах
Рыцарское звание, получаемое от короля/королевы, в Великобритании дает право на приставку к имени «сэр» (для женщин «леди»).
Улица в Лондоне, где располагаются редакции основных британских газет.