Александр II. Жизнь и смерть. Эдвард Радзинский
вновь благость надвигавшегося конца вернулась к нему…
– Теперь мне нужно остаться одному – подготовиться к последней минуте.
Как много дало им, остававшимся жить, это торжественное расставанье! Это станет одной из причин, почему Александр будет так бояться убийства. Он будет бояться исчезнуть из жизни, вместо того чтобы, как отец, – удалиться с молитвой!
Фрейлина Анна Тютчева описывает, как по залам дворца, полном безмолвных ожидающих придворных, с распущенными волосами скиталась любовница умиравшего, не допущенная им к своей постели.
Увидев Тютчеву, Варенька Нелидова схватила ее за руку, судорожно затрясла и проговорила: «Une belle nuit! Une belle nuit!». (Какая прекрасная ночь! Какая прекрасная ночь!). Она не сознавала своих слов, безумие овладело ее бедной головой. Она очень любила умиравшего государя.
В это время умирающий страшно хрипел… Прохрипел Мандту (по-немецки):
– Долго ли еще продлится эта отвратительная музыка? (Wird diese infame Musik noch lange dauern?).
Мандт обещал:
– Недолго.
Священник благословил умиравшего, осенив крестом. Царь сделал ему знак: тем же крестом благословить Александра и жену. До самого последнего вздоха он старался высказать семье свою нежность.
После причастия император сказал: «Господи, прими меня с миром»… И успел еле слышно прохрипеть жене: «Ты всегда была моим ангелом-хранителем с того момента, когда я увидел тебя в первый раз и до этой последней минуты».
Больше он не говорил. Агония была быстрой. Он отошел.
Тридцатилетнее железное царствование закончилось. Они все стояли на коленях вокруг кровати.
Когда Александр взглянул на отца, то был поражен – Николай удивительно помолодел, и черты казались высеченными из мрамора. Как опишет потом все та же Анна Тютчева: «Неземное выражение покоя и завершенности, казалось, говорило: я уже все знаю, все вижу».
С колен Александр встал императором Александром II.
Когда он вышел из кабинета, услышал вокруг: «Да благословит Господь Ваше Величество». Он попросил:
– Не называйте меня сейчас так: это еще слишком больно. Мне надо привыкнуть.
Во время похорон было очень солнечно. В Петропавловской крепости, в соборе, гроб стоял на подножии из красной парчи, под балдахином из парчи серебряной с горностаем… И храм, пронизанный солнечными лучами, сверкал тысячами свечей… Новая императрица рассказала потом Анне Тютчевой: в ту минуту, когда должны были закрыть гроб, вдовствующая императрица положила на сердце Николая крест, сделанный из мозаики храма Святой Софии в Константинополе. Она хотела верить: освобождение Константинополя и братьев-славян от турок – мечта, ради которой воевал ее рыцарь, осуществится.
Брат Костя первым присягнул Александру, чтобы развеять слухи об их соперничестве. Перед присягой они бросились в объятия друг другу и оба горько плакали об отце. Костя сказал:
– Я хочу, чтобы все знали, что я первый и самый верный из твоих подданных.
Да,