Маримба!. Наталия Терентьева
два, он говорит: «Ты для меня стара!»
– «Обожающей» как будет по-английски, мам? Adoring?
– Adoring… Не пиши про обожающую, не так поймет еще… «А когда мужчине сорок, а женщине тридцать два, он говорит: «Нормально, подходит, но лучше бы тебе было восемнадцать!»
– Всё?
– Всё.
– Посылать?
– Посылай.
– Хорошо, – Катька одним движением пальчика отправила письмо своему литовскому принцу. – Только он ничего этого не поймет.
– Почему, Кать?
– У него мозги по-другому устроены. Я спросила, не звучит ли мое имя странно для литовского уха, у них есть слово похожее, означает «чужая, иная». Но он не понял. Рассказывал мне, что имя интернациональное, но не литовское. Никак не могла ему объяснить. Так что уж такие сложности про возраст он не поймет.
– Катюнь… – Я осторожно взяла дочку за руку. – А вот тебе не мешает… м-м-м… языковой барьер? Или то, что у него, как ты выражаешься, с мозгами не в порядке?
Катька так же осторожно освободила свою руку.
– Я сказала «по-другому устроены». А языковой барьер не мешает. «Лолиту» он, кстати, не читал.
– Ты рассказала ему, о чем там речь?
– Да, сказала, что о самой юной «lover» в мире. Удобный язык английский, правда, мам? У нас пришлось бы уточнять – любовница или возлюбленная, а тут «lover» да и «lover». Правда?
– А есть разница? – пробормотала я.
Нет, я не готова, я не готова. Надо было уехать, надо было! Вот они эти сигналы, сигналы тревоги, поступавшие мне из загадочного параллельного мира, где знают всё, что было и что будет… Не оставаться мне велели, а уезжать! А почему же тогда сигналы были о том, что упадет самолет, если мы полетим? И сойдет с рельсов поезд? Почему я задыхалась от аэрофобии или представляла, как переламывается мой позвоночник, когда я буду затаскивать наши тридцатикилограммовые чемоданы в поезд на вокзале в Вильнюсе. «Перрончик там ого-го, высокий… как пить дать – надорвешься…» – шептали мои загадочные советчики, то и дело устраивавшие совещания в моей голове. Нет, что-то одно с другим не сходится…
– Мам, тебе звонят, не слышишь? – Катька кивнула на мой телефон, заливающийся ее собственным жизнерадостным голоском. «А я несу тебе цветы, чтобы скорей узнала ты…»
– Ничего себе, первый раз допел до этой строчки… Что-то Данилевский очень терпелив сегодня… Привет!
– У вас все хорошо? – подозрительно спросил Катькин отец.
– Да. А что?
– Да что-то мне такая ерунда сегодня приснилась… Может, пива слишком много на ночь выпил…
Данилевский на моем веку запомнил два или три сна. Остальные он не помнит и думает, что они ему не снятся.
– И что тебе снилось?
– Да что-то тревожное про Катьку. Она не болеет?
– Егор, не спрашивай так, а то заболеет! Нет, она нормально.
– Кушает хорошо? – беспомощно спросил Данилевский, чувствуя, что что-то не так, и не зная, о чем спросить.
«Будешь говорить с ним?» – глазами спросила я Катьку. Та решительно покачала головой.
– Хорошо кушает, отлично!
– А…