Маримба!. Наталия Терентьева
просто обежать знакомые переулочки, увидеть, что все как стояло, так и стоит. Растут толстолистые хосты в клумбах, огромные голубые ели, пышные северные кустарники. Не северные, нет. Напоминаю себе каждый раз – Балтика на широте Москвы. По крайней мере та, в которую ездим мы. Но почему всегда, приезжая из июльской разгоряченной Москвы, мы попадаем в северный мрачноватый холод? Дует ветер, выдувая назойливые, скачущие по кругу мысли, не спокойно прохладное море, стремительно бегут по небу облака, три раза на день меняется погода. Вышел с зонтом для дождя – все равно иди к морю, возможно, закроешься им от яркого солнца, которое в конце июля еще высоко, еще горячее, еще обещает лето, тепло, летние радости…
На концерт Катька нарядилась первая, стояла, ждала меня.
– Ух ты, кто такая красивая к нам приехала девушка? – Проходящий мимо хозяин нашей маленькой гостинички, а точнее муж хозяйки, высокий импозантный Альгидас, всегда небритый и непричесанный, но со вкусом и выдумкой наряженный, остановился. – Здравствуйте, здравствуйте… Думаю, издалека – мама… Нет, не мама. Это дочка так выросла…
– На двенадцать сантиметров за зиму! – похвасталась Катька.
– И зубы уже все выросли! – добавила я. – Боевым частоколом!
– Мама!..
– Так не выпали же? – пожала я плечами. – Чего ж стесняться?
Я напомнила себе – Катька уже не малыш. И Альгидас слишком хорошо понимает по-русски. Приезжая в Литву, я тут же расслабляюсь – можно выражаться свободно, все равно половины не разберут, улыбнутся, кивнут. Но Альгидас учился, когда еще «в Литве были танки и КГБ», – увы, ничего другого в массе своей люди не помнят. КГБ и танки. И при случае – лояльные, терпимые, доброжелательные, – напомнят. Немцу про дедушку, а то и папу-фашиста, охранявшего, скажем, газовую камеру, не напомнят. Почему? Потому что у них лично никого не сожгли в газовой камере? Потому что это было давно, а наши танки ушли только двадцать пять лет назад? Или просто потому, что при виде веселых, откормленных, чисто, просто и ярко одетых немцев, в основном пенсионеров, катающихся по всему миру, совершенно не вспоминается фашизм, война, концлагеря, сумочки из человечьей кожи. Мы сумочки из человечьей кожи не шили, но нас ненавидят больше, если ненавидят.
В Литве ненависти почти нет, но есть привычное, глухое, глубоко спрятанное раздражение. «Русские». Точка. Не надо добавлять никаких эпитетов – «пьяные, наглые, хамские» – нет, не надо. Тем более, мы разные. Вот мы с Катькой, скажем, не пьяные и не хамские. Не пьющие и милые, высокоинтеллектуальные. Катька – юная певица с редким голосом, красавица и умница, читающая с нечеловеческой скоростью – 60 страниц в час, умудряющаяся при этом хохотать над прочитанным и запоминать в мельчайших деталях, а я – и так понятно, москвичка с двумя высшими, законченными, самыми лучшими образованиями, которые только можно вообразить. Приличная, вежливая, терпимая. В очках. Симпатичная, если меня не взъерепенить. В меру застенчивая. И все равно. Если мы громко засмеемся, или ненароком толкнем кого-то, или не оставим чаевых ленивому официанту, или постараемся занять место получше на концерте, где не пронумерованы