Рождённый проворным. Степан Гаврилов

      – Ну сейчас начнётся. Давай без этого самого. Мы просто забрали эту штуку, потому что она никому не была нужна. Стояла в отгрузочном, гнила себе спокойно. Гора железа, как и весь завод. Как и вся тяжёлая промышленность в стране. Как и вся страна. Выдохни, мучачо.

      Тут весь расклад является мне чётко и ясно, как в уголовном досье. Прошлым летом Сантьяго с Герой искали работу и попросили меня устроить их на завод через дядюшку. Ну я, добрая душа, и устроил. А потом дядюшка уволился с завода, и, странное дело, почти синхронно Сантьяго стал устраивать эти выездные тусовки, весь свет и звук от которых получали благодаря бензиновому генератору «ЗУ-2». Теперь понятно – уведённому с завода моего дядюшки. И теперь им нужен бензонасос, ведь свой они где-то умудрились потерять. Наркоманы.

      – Так, иди сюда, – говорю я ему и подхожу вплотную.

      К тому моменту Сантьяго уже успел обратно собрать свою наглую улыбку.

      – И? – вскидывает он брови. – Будешь мстить мне, и я пожалею, что родился на свет?

      Он корчит такое лицо, будто очень напуган – получается нечто дебильное и необъяснимое, вроде древнегреческой маски.

      Вдруг сзади меня раздаётся короткий шорох, а потом такой крик, что мне приходится пригнуться:

      – Грабли вверх, мрази, или стреляю дуплетом!

      Сантьяго тем временем выражения лица не меняет, но в его страдальческой гримасе мгновенно появляется куда больше жизненной правды. Глаза его выкатываются и смотрят прямо за моё плечо. Где-то там и находится источник короткого и однозначного звука – металлического щелчка. Не опуская рук, я оборачиваюсь и вижу один лазоревый глаз, зорко следящий за мной аккурат поверх двух чёрных маслянистых отверстий, поверх двух бесконечностей – это дядюшка Коршун смотрит на нас через целик двустволки.

      Но вот он опускает ружьё.

      – Твою ж за ногу! – горланит дядюшка. – А я думал, опять жёлтые говноеды. А это, оказывается, совсем обычные – наши!

      Тут дядюшка, зыркнув ещё разок на Ната, почему-то снова поднимает ствол.

      – Слушай, малыш, а этот вот точно не из жёлтых у вас?

      – Нет, дядь, он же белый.

      Дядюшка цокает.

      – Белый, значит. Ну тоже ничего хорошего, учитывая, что мы их почти сто лет назад подчистую перебили. Смотри у меня!

      Но дядюшка миролюбиво опускает ружьё, обнимает меня и страстно прижимает к груди. Оглушающий поцелуй взрывается прямо на моем ухе.

      – Во даёте, пацанята! Были б нервы чуть слабже, так прострелил бы вам каждому по одному лишнему отверстию в голове. Что делать потом прикажете? Хорошо, что лес большой и места много!

      И он задорно смеётся.