Рождённый проворным. Степан Гаврилов
уже третью, не в силах остановиться.
Нат улыбнулся ещё шире, тихо помолчал и ответил:
– Сущая мелочь. Её нужно отыскать. Вот.
Он всегда произносил это «вот» с длинной «у» посередине. Получалось забавно, потому что было больше похоже на вопрос, заданный на британском английском с каким-нибудь там манчестерским выговором: «во-у-у-т».
– Ну ладно, – ответил я, докуривая, – удачи в поисках.
А сам нажал на педаль велика и медленно покатился. Там, в квартире на Олимпийской, уже доиграл до конца великий трек Born Slippy, о чём вы?
– Вообще-то… – услышал я сквозь шелест колёс, – я за тобой. Нам без тебя не справиться.
Это ещё почему? Все в городе знают, что другого настолько рукожопого человека, как я, не найти. И такого же равнодушного к технике во всём её многообразном виде. Из всего, что имеет греческий корень «техно», я люблю, собственно говоря, только само техно. А в последнее время так только тот момент, когда оно, это техно, затихает.
– Дядюшка Коршун, – сказал Нат, чуть покашляв. Но я ещё раз нажал на педаль. Конец связи! Ещё чего придумали.
Впереди – долгий летний день, пропахший потом и другими жидкостями. Грязный обдолбанный мальчик-ангел, дёти дамб энжел бой.
10:15
Давно замечено, что в самом начале лета трагедии куда больше, чем, например, во время золотой осени, когда деревья грустно скидывают свою листву и всё такое прочее. Там не то чтобы тоска увядания, там ты уже смирился с неизбежностью и просто спокойно себе катишься в зиму. А вот в начале лета листва и тепло насильственно заставляют недоумевать и чувствовать себя неловко, будто бы ты этого не заслужил. Ты ещё совсем не освоился и ходишь в лете как по чужой незнакомой квартире, в которой проснулся одним утром с похмелья. А лето ведь не квартира, оно не ждёт – и катится, и уходит с каждой минутой.
Вот так я и использую свои летние дни – не действую. Я трачу время на любовь и ожидание любви. На персональные техно-хиты и короткие поездки на велике, на сумерки, на разную другую ерунду. Но даже этим мне не дают заняться, как будто это роскошь несусветная, доставшаяся мне несправедливо и не по праву. Мой единственный выход – безропотно просрать это лето, как и почти с десяток других за спиной и бог весть сколько впереди.
Короче, дальше всё было довольно предсказуемо в общей логике событий, но весьма неожиданно для меня в тот момент. Только я прощаюсь с Натом, нажимаю на педаль и весело качусь по разбитому асфальту с влажными тёмными прожилками трещин, короче, еду туда, где меня ждёт маленькая женщина с чёрными кудрями и сильными бледными ногами, только я успеваю выдохнуть и расслабиться, как путь мне преграждает ржаво-баклажановый автомобиль марки «жигули двадцать один ноль пять». За рулём, пыхая папиросой «беломор», улыбается красавец и здоровяк Хартбрейкер Гера.
Чёрной молнией устремляется ко мне с пассажирского Сеня Сантьяго. Пока он произносит всё ниженаписанное, я с велосипедом ещё не успеваю потерять равновесие и завалиться направо или налево. Итак,