Фаворский свет. Федор Метлицкий
бедово бросила:
– А давайте споём! Затопи ты мне баньку по белому…
Взметнула мотив таким дурным голосом, что все стали хохотать.
Она не смутилась. Мы с Олегом разноголосо подхватили:
– Я от белого света отвык…
Она неожиданно оборвала, и голоса тоже сникли.
Снова выпили. Писатель добродушно рассказывал об уникальном крае. Его рыхлое лицо с седыми кустами бровей расплылось радостью. Я воображал, сколько дорог он обошёл, и каждую изобразил, хотя бы мысленно, – всю его жизнь сказочного Берендея.
Олег вторил цитатами из голубой книжки:
– «Григорий Калистратович заготавливал себе дрова в лесу, жена Любовь Ивановна поместила в клетку крольчиху Кралю. Пулька шагнул навстречу, но та шлёпнула его лапой и забилась в угол. Пётр захлопал крыльями». А ты, отец, до сих пор в осаде тоталитарного режима, уходишь в природу!
Я знал, что Олег проповедовал концептуализм.
Эльнара оживилась, стала рассказывать о своём предприятии.
– У нас все молодые, директор тоже молодой душой. Шумно, интересно.
– А сколько у вас в крае получают? – снисходительно спросил Олег.
– Двенадцать тыщ в среднем.
Олегу стало больно за аборигенов.
– Как на такие деньги можно прожить? Модернизируемся, а народ всё равно живёт в нищете! Как сто, тыщу лет назад!
Эльнара улыбнулась.
– А что нам! В регионах у всех такая зарплата. Здесь жить дешевле.
Писатель извиняющимся тоном сказал:
– В наших людях осталось духовное богатство! Вы почувствуйте – в каждом есть спокойствие силы, она не даёт падать духом в нищете. Весь край живет на подъёме.
Глаза Гурьянова остро блеснули в чёрной оправе очков.
– О чём вы говорите? Это раньше в нас была духовность. Люди были бескорыстны и благородны. Вспомните молодость – мы горели великими стройками. Чистым огнём! То был особый, удивительный мир, который умирает сейчас катастрофически. Для меня заменить его нечем, и моя боль никогда не смирится.
– Фальшивым огнём горели! – бодро сказал Олег. – Ты-то жил хорошо, делал карьеру. Несмотря на то, что отца посадили.
– Да, мой отец был репрессирован! Но это не отменяет великую идею! А что сейчас, мирно? Куда привели либералы?
О чём они? Я ощущал блаженство, как телёнок, и не нравилось возвращение к спорам из прошлой жизни.
– Не трожь либералов! – Олег угрожающе нацелил пластмассовую вилку на Гурьянова.
– Нет смыслов, нет веры. У либералов нет идеи.
– Смысл в том, чтобы жить. И хорошо жить. Без идеологий.
– Кому хорошо жить? И как жить? – горестно спросил Гурьянов, беззащитно оглядываясь. – Без веры, без цели?
Мне стало неловко перед гостями.
– Это они оттачивают искусство диалога. Ищут истину. И учтите – без мордобоя.
Директор примирительно сказал:
– Нужно работать по совести, без захватов чужого.
В спор робко встряла Эльнара.
– У нас в Черёмушках добрые люди, делятся последним, доверчивые,