Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция. Михаил Гаспаров
заключается в числе прочего в том, что о средневековой культуре впервые заговорили другими словами, спокойными, без обязательного обличения мракобесия и обскурантизма – разительный контраст с ситуацией десятилетней давности, с изданием Абеляра в «Литпамятниках», к примеру. Конечно, «Памятники…» были в этом отношении не одиноки, но они были одними из первых («Категории средневековой культуры» А. Я. Гуревича и «Средневековая латинская литература Италии» И. Н. Голенищева-Кутузова – это 1972 год, «Французский рыцарский роман» А. Д. Михайлова – 1976‐й), а в отношении «поповской литературы» – так прямо первыми («До этого о такой поповской литературе вообще не полагалось говорить»)14. Гаспаров в статье, открывающей серию его медиевистических работ, писал, что монастыри были самым жизнеспособным социальным организмом Западной Европы, что они были тесно связаны с народной жизнью, что в них обновилась латинская и родилась немецкая и французская литература15, – Б. Л. Сучков, директор ИМЛИ (лучший из тогдашних директоров, «умный и незлой», по признанию самого Гаспарова), объяснял работникам сектора, что в европейских монастырях процветало людоедство16.
Конечно, некоторые приметы «советского» дискурса в работах Гаспарова дают о себе знать. Даже в статье о вагантах (1975), которая плановой не была (хотя выросла из плановой – из гаспаровского добавления к статье Грабарь-Пассек во втором томе «Памятников средневековой латинской литературы»), мы встречаем и «буржуазных ученых», отрицавших творчество безымянных бродячих поэтов, и классовую вражду, и замечание об отсутствии у вагантов социальной опоры, и образцовый до пародийного марксизм в таком, например, утверждении: «Конечно, культурный переворот был лишь последствием социально-политического, а социально-политический – последствием экономического»17. Но, во-первых, «Поэзия вагантов» создавалась в то время, когда шум по поводу «Памятников» еще не утих, редакторский надзор никуда не делся (а в «Вагантах» было к чему придраться, в том числе и по части «поповской литературы») и надо было усиленно маскироваться, а во-вторых, социальный контекст Гаспаров никогда не был склонен игнорировать (вспомним его признание, что дух времени ему доступен «лишь через материалистический черный ход»)18. И, разумеется, ни в каком присяжном советском медиевистическом опусе нельзя и вообразить такой, к примеру, «материалистический» тезис, при всем его, казалось бы, прямолинейном социологизме: «Классическая схоластика – такое же порождение новой городской культуры, как и классическая мистика»19. Городскую культуру было принято оценивать положительно, схоластику и мистику – обличать.
Эта цитата – из статьи для несостоявшегося третьего тома «Памятников средневековой латинской литературы». Есть еще статья С. С. Аверинцева для него же. Вряд ли том с самого начала задумывался с двумя
Там же. С. 252.