Внучка алхимика. Лариса Олеговна Шкатула
об этом в романе, и совсем другое, чувствовать всё самой.
Словом, неожиданно, в двадцать пять лет, княжна проснулась для любви, но человек, который так прочно занимал её мысли, увы, не мог ей принадлежать. Он был помолвлен с другой, и свадьба их, судя по рассказам матери, была не за горами.
Запретить бы себе думать о нём… Нет, она этого, оказывается, не хотела. Вся её жизнь вдруг наполнилась новым смыслом. Да что там, просто смыслом… Тщетно вопил внутренний голос, предупреждая о том, как она теперь будет страдать. Даже грядущее страдание выглядело привлекательней жизни безо всяких чувств.
А ещё в её сердце горящим угольком затлела надежда: ежели и он так же думает о Соне, такие же чувства испытывает к ней, то кто знает, может, им обоим под силу будет изменить сложившиеся жизненные обстоятельства…
"У него есть невеста!" – опять зашевелился внутренний голос.
"Вот пусть она и беспокоится!" – огрызнулась княжна.
"А как же девичья честь?"
"Она осталась при мне".
От такой её убежденности угрызения совести примолкли и больше не пытались вернуть её на стезю привычной добродетели. Мысленной.
Она думала, что после всего пережитого не заснет, но, как ни странно, упала в сон, как в яму и проспала до позднего утра. Княгиня не велела её будить, потому что накануне у Сони болела голова, а, по мнению Марии Владиславны, ничто так не способствует здоровью, как крепкий сон.
Проснулась княжна с чувством острого голода и, очень удивилась этому. Судя по впечатлению, вынесенному ею от чтения романов, ей бы сейчас мучиться отсутствием аппетита, какой-нибудь черной меланхолией, мигренями, а ей всего лишь хочется есть.
Подходя к гостиной, Соня услышала взволнованный голос Агриппины, которая в чем-то горячо убеждала княгиню.
– Говорю вам, Мария Владиславна, в доме происходит что-то неладное. Уж не привидение ли завелось? Али домовой на что осерчал? Вон Груша сказывает, вечером на столе нечаянно миску оставила, а утром увидела, что она на полу валяется…
"Растяпа! – мысленно выругала себя Соня. – Уронила миску, а поднять забыла. Из-за того весь дом переполошила. Теперь ежели захочешь в дедову лабораторию потихоньку зайти, тут же за тобой кто-нибудь потащится!"
– Какой ужас, миска на полу! – отвечала княгиня. – Вместо того, чтобы себе на нерадивость пенять, прислуга тут же привидение выдумывает. И чье, интересно, привидение, могло у нас появиться?
– А что ежели вашего покойного свёкра? Сказывают, он не своей смертью погиб.
– Поговори мне, свёкор! И где ты такое могла слышать? Уж если я его уже не застала в живых, тебе-то откуда такое известно, сопливке?!
Соня поняла, что маменька рассердилась. Как бы любознательная горничная не накликала на свою голову княжеский гнев. Но Агриппина, и сама спохватилась
– Простите, Христа ради, ваше сиятельство! Не моё это дело. Молчать буду, и рта не раскрою. Я лишь к тому говорила, что в нынешнюю ночь не только миска на полу оказалась. Ванна, можете убедиться, в грязных потеках. Вода из кувшинов