Занятие для идиотов. Святослав Тараховский
щи будешь?
– Еще бы! – воскликнул он. – Восторг!
Наташа налила ему и себе дымящиеся щи, бросила в них по щепотке укропа и петрушки, ложку сметаны и села с ним рядом за стол с сознанием женского хозяйского удовлетворения: муж любил ее еду, ее уют, заботу и ласку, и ей от этого было хорошо. Она чувствовала исходивший от него запах спиртного, помнила, с кем он встречался, но как умная жена не задавала до времени ненужных вопросов, она была психологом и знала, что для таких мужчин, как Натапов, доверие в семейной жизни превыше всего.
Прожив с ним год, Наташа хорошо изучила его привычки и его самого. Он предпочитал, например, одну и ту же пасту – зеленый «Блендамед» и морщился, когда она покупала другую, он терпеть не мог носки с рисунком, засыпал всегда на правом боку с по-детски подложенной под щеку ладонью и ненавидел, когда громко орал телевизор.
Наташа быстро ко всему приспособилась, не возникала по пустякам, но свои интересы отстаивала негромко и свято. Пусть и теперь он думает, что она беспредельно ему доверяет, пусть никогда не узнает, что женское доверие мужчине весьма относительно, пусть никогда не почувствует, что своего мужчину настоящая женщина обязана всегда держать под контролем. Тем более мужчину, у которого в паспорте отсутствует супружеское клеймо. Тем более мужчину-творца, победившего в конкурсе; тремя днями раньше она сознательно не придала большого внешнего значения его победе: не захотела культивировать в нем идею превосходства в противовес ее собственному уничижению; женское чутье подсказывало ей, что ничего хорошего из этого для их жизни не выйдет.
Кислые щи были еще одной его слабостью. Он дул на ложку, обжигал губы изумительной квашеной кислотой, внутренне улыбался и думал о том, что наверняка запомнит прекрасный день жизни, в котором случилось два события сразу: встреча с режиссером и эти кислые щи.
Наташа знала про его склонность к щам, но варила их не часто. Она прибегала к помощи любимого блюда тогда, когда мужа следовало размягчить и порадовать прежде, чем завести с ним интересующий ее разговор. Сегодня был как раз такой случай. Конечно, было бы лучше, чтобы он сам рассказал ей о встрече и, главное, о той, с кем он встречался, но поскольку Натапов молчал, пришлось проявить инициативу.
– Как Майская? – с безразличием, выдававшим заинтересованность, спросила она. – Я права: прыткая?
– Прыткая, – ответил он. – Нормальная.
С деталями, всё более возбуждаясь, он поведал о проекте и о возникшей у режиссера идее сделать из главного героя кино Христа – не реального, конечно, Иисуса Христа, Христа по воззрениям и возможностям – признался, что идею такую не принял, пустился в спор, много выпил и окончательно решил: Христосом его герой не будет.
Наташа кивала, слушала во все уши, ловила каждое слово, но чуткий Натапов чувствовал, что судьба кино трогает Наташу много меньше второго, решающего для нее вопроса, который следует немедленно упредить.
– Внешне Майская, конечно, не ахти, тетка лет на десять старше меня, – сказал он, – но талантливая, ее кино о школе наделало шуму, мы ведь, кажется, вместе