Падение ангела. Юкио Мисима
что скоро он не сможет терпеть нынешние манеры и язык прислуги. Даже если они служили добросовестно, у него вызывали раздражение всякие модные словечки, которые постоянно вертелись у них на языке, манера открывать перегородки фусума[12] стоя, громко смеяться, не прикрывая рта рукой, их ошибки в употреблении вежливых форм или сплетни по поводу выступавших по телевизору актеров; не в силах сдержать раздражение, Хонда делал замечание, и в тот же день очередная служанка брала расчет. Он жаловался на служанок пожилому массажисту, которого приглашал каждый вечер, от массажиста эти жалобы просачивались в дом и вызывали очередные раздоры, к тому же и сам массажист подвергся влиянию современных веяний: он желал, чтобы к нему обращались почтительно – «сэнсэй». Хонду злило, что массажист, если к нему обращались иначе, просто не отвечал, но он доверял его рукам и не мог сменить на другого.
Уборку в доме делали кое-как, сколько ни говори, в большом зале не везде вытерта пыль – об этом ехидно сообщил мастер аранжировки, приходивший раз в неделю ставить в доме цветы.
Служанки, относя заказы на кухню, таскали сласти, редкие европейские вина быстро исчезали: похоже, их кто-то пил. Иногда в глубине темного коридора звучал пронзительный, словно безумный смех.
Сначала Хонде будто приложили к ушам раскаленный утюг: экономка пожелала по домофону доброго утра. Он вяло приказал приготовить завтрак, служанки, которые шли по коридору открывать ставни, раздражали его своей походкой: они ступали так, словно их пятки из-за пота прилипали к циновке. Подогреватель воды для умывания часто ломался. Без напоминаний Хонды никто не удосуживался положить новый тюбик зубной пасты, даже если старый выдавили до конца. За одеждой следила экономка: она не ленилась гладить и сдавать вещи в чистку, но об этом порой сообщала царапавшая шею бирка прачечной, которая так и оставалась на одежде. На подошвах вычищенных ботинок бережно сохранялся прилипший к ним песок, сломанный зонт оставался в таком же виде. Такое невозможно было себе представить при жизни Риэ. Часть порвавшихся или сломавшихся вещей теперь сразу выбрасывалась. По этому поводу Хонда часто пререкался с экономкой:
– Ну, господин, вы сказали отдать в починку, но нигде нет мастерской, где чинят такие вещи.
– И что же делать, выбросить?
– Ничего не поделаешь. Да и вещь недорогая.
– Дорогая, дешевая – не в этом дело.
Хонда невольно повышал голос и по глазам собеседницы понимал, что та презирает его за скаредность.
Помимо карт, Кэйко увлеклась изучением японской культуры. Это был интерес к новой, чужой для нее стране. Только сейчас Кэйко впервые посмотрела пьесы театра кабуки[13], заинтересовалась второстепенными актерами, хвалила их, сравнивая с французскими знаменитостями. Она стала изучать народные песни и, увлекшись искусством эзотерического буддизма, начала посещать буддийские храмы.
Подобные вещи все больше укрепляли дружбу Хонды